И вдруг подъезд огласил крик Валентины:

— Сашенька! Он же тебя в кровь всего! Вся рубаха в крови! Ах ублюдок! Ах нелюдь.

Неожиданно все стихло. За стеной смотрели передачу «Шире круг», на кухне последние пары высвистывал чайник. Арнольд медленно побрел в ванную, ополоснул лицо, мельком глянул в зеркало. Лицо красное, губа чуток рассечена. Завтра будут надоедливые расспросы ребят и Анжелы. Трель звонка вновь вернула к реальности. Прильнув к глазку, Арнольд увидел двух милиционеров. Чета Алещенко провожала выкриками о неминуемой мести, расплате и Божьей каре.

В участке пахло дешевыми сигаретами и химикатами, убивающими обоняние и клопов. Вопросы звучали монотонно и глупо. Но было видно, что милиционерам скучно, а субтильный Арнольд им неинтересен. На прощание посоветовали больше так не делать и прониклись просьбами не сообщать по месту учебы.

Арнольд медленно брел домой и думал о семье Алещенко. Ну ладно, этот бесперспективный алкоголик, на погонах которого никогда не будет больше трех звезд. А Валентина… Сначала завоевала, как животное, потом рассказала мужу, а в довершение ко всему и в милицию сдала. Арнольду стало мерзко и показалось, что его окружает пустота. Повесив куртку, он не стал расшнуровывать ботинки и шагнул в комнату. Достав приготовленную в поход бутылку водки, погладил ладонью пробку-бескозырку и резко рванул за язычок. Первый раз в жизни Арнольд пил один и пил не из рюмок, а из белой эмалированной кружки. Когда время подошло к полуночи, а содержимое бутылки к донышку, Арнольд неуверенно побрел к шкафчику с инструментами. Уронив на пол дрель и мотки изоленты, дотянулся до баллона с нитроэмалью. Крепко ухватывая ладонями пластик перил, двинулся вниз по лестнице…

Утро выдалось тяжелым и хмурым. По неглубоким лужицам осторожно ходили два малыша в ярких резиновых сапожках. У дверей магазинчика пьяненькая Лидия ругалась с водителем хлебовоза. Вдалеке раздавался заводской гудок. А с торцевой стены офицерского дома пьяными зелеными буквами смотрела в мир ядовитая надпись: «Валька Алещенко — блядь!»

Билет в СВ сродни лотерейному. Напротив дедок или бабулька — вы проиграли. Интересная женщина — поздравляем с выигрышем! Милая девушка — суперприз! Я проиграл. Ее было чересчур много. Попутчица оказалась из тех, кто любит уплести перед сном полкурицы, а потом жаловаться друзьям на неправильный обмен веществ. Зеркало ей не подсказка. Красные лосины, майка с цветными мыльными пузырьками. Когда ее грудь вздымалась, пузыри грозились взорваться. Ремешки сандалий-римлянок «душили» толстенькие пальчики. Никогда не был с такими женщинами. И пробовать нет желания. Но какие мои годы… Говорят, тяга к половой новизне приходит с возрастом.

Ее звали Ирина. Я представился вторым номером. Растерялся. И желания общаться не было. Уложив портплед, молча взялся за печенье. Попутчица разгадывала кроссворд.

— Михаил, а у меня вопрос! Ни ног, ни рук, а учитель.

— Учитель-инвалид, — говорю.

— А вот и неверно! Тре-на-жер.

— Если знаете, зачем спрашивать?..

— Хочу вас увлечь.

Везет мне на таких. Видит же, что человек опечален: лицо хмурое, взгляд отрешенный. А она — увлечь хочет… В прошлый раз ехал со старушкой. Та холеная была, говорливая. Из той же весовой категории. Увидев ее, сам увлекся. Достал бутылку виски, баночку «колы». Соседке испробовать предложил. Она отказалась. Пока не уснула, рассказывала про покойного брата-алкоголика. Спрашивала, люблю ли я домашних животных, есть ли у меня дети. Интересовалась, как в меня эта гадость лезет. Терпел… Потом сказал, что вот она скоро с братом встретится, а тот ее и пожурит за то, что незнакомому человеку плохо про него говорила. Утром бабулька меня перекрестила. Вышла со скрипом и шипением.

— Михаил, а вот еще вопрос, — вновь заговорила Ирина. — При большой охоте увидишь на болоте. Семь букв.

— Бе-ге-мот.

— Вообще-то водяной подходит. А почему вы думаете, что это бегемот?

— А потому, что если на болоте упиться до белой горячки, то можно увидеть бегемота. А если при большой охоте упиться до белой горячки, то можно увидеть целое стадо. И водяного — его тоже на трезвую голову вряд ли удастся лицезреть.

— То есть не получается у меня увлечь вас кроссвордом.

— Он же садистско-депрессивный. Учитель без рук и без ног. Привидения на болоте.

Ирина умолкла. Криво улыбнувшись, стрельнула глазками и вышла из купе. Надев спортивный костюм, я направился в вагон-ресторан. За одним из столиков сидел Витя Рюмин. Сорочка модная, галстук в раздражающую крапинку. Долго рядом с ним находиться тяжело. Выпьет, небылицы начнет рассказывать. Сначала про деда, который, по его словам, был правой рукой Ковпака. Один раз договорился до того, что дед бродил по лесам не только вместе с Ковпаком, но и с бабкой. Вершили партизанско-семейный подряд по отправке под откос эшелонов. Про свой нелегкий жизненный путь Рюмин тоже ввернуть любил. От оператора пресса по штамповке обручей для волос до владельца элитной гимназии.

По соседству резались в карты развеселые осколки какого-то табора. Мне показалось, что пахнет анашой. Разок довелось побывать на цыганской свадьбе: ушел обкуренным и почему-то без дорогой авторучки.

Надкусив отбивную, Витя поздоровался и тут же проявил участие:

— Чего хмурый такой?

— С попутчицей не повезло.

— В прабабушки годится?

— Вообще никуда не годится.

— Можно поправить восприятие окружающего мира. Вернешься в купе под легким газом, а она, смотришь… Смотришь, она уже и ничего окажется, — усмехнулся Рюмин.

— Мне сегодня много нельзя. Завтра переговоры важные.

— Да и у меня завтра момент деловой. Встречать будут на вокзале. А тебе, к слову, никогда много нельзя.

Как будто Рюмин святой. Конечно же, он пьет меньше моего. Живет с женой, тещей и ротвейлером. Гепатитом в детстве переболел. Но в отличие от меня, напившись, Витя не умеет себя вести в приличном обществе. Я засыпаю или ухожу. А он к женщинам грязно пристает, драки провоцирует.

— Так что там с попутчицей? Старовата? — продолжал любопытствовать Рюмин.

— Да нет. Годков сорок. Вся в желании. Но для меня полновата.

— А, ну да… В твой модельный ряд не вписывается. И где ты эти скелеты откапываешь? А я, наоборот, аппетитных люблю, — животик чтобы… А над животиком — не точки, обозначающие грудь, а перси над ним должны быть. Перси, понимаешь?! Нравится мне это слово. Грудь — как-то не звучит. Грудь — это у доярок. Сиськи — с чем-то обвислым ассоциируются. Люблю вот слово «перси», и все тут. И задница должна быть у женщины. Не одна сплошная спина, — внизу еще и жопа аппетитная. И ляжки должны быть у женщины…