— Пересчитайте, прошу вас, — еще раз, уже между делом, попросила Каролина, бережно, даже осторожно беря в руку футляр.

И пока она открывала его, зачарованно глядя на содержимое, Пташка взял одну из пачек, безразлично пролистнул ее, бросил на стол.

— Все в порядке.

Каролина закрыла футляр, положила его в сумочку.

— Спасибо, — сказала она.

Кажется, сделка была завершена.

— Я провожу вас, — вздохнув, проговорил Пташка и вежливо указал на дверь в коридор.

Когда он открыл дверь, мысленно прощаясь с родинкой, милой мушкой на верхней губе девушки, случилось то, чего он уже никак не мог предположить. Каролина протянула руку к его шее, потянулась и, закрыв глаза, чувственно поцеловала Пташку в губы.

А потом она ушла. Он стоял и не мог закрыть дверь. Бывает же такое! Затаив дыхание, Пташка слушал затихающий стук ее каблучков на лестнице.

«Влюбиться в такую девушку старику — величайшая печаль, — аккуратно прикрывая дверь, предположил Пташка. Щелкнув замком, улыбнулся самому себе. — И нет ее горше ничего на свете!» Одно успокаивало, девушка уходила навсегда, оставаясь лишь видением.

Иногда Пташка думал, доживет ли он до третьего тысячелетия? Дожил, и все двинулось своим чередом дальше. Жаль, спутницы жизни он так и не нашел. Старел один. Но зато его обожали студенты. Да что там — боготворили! И больше других — Зоя Вайдова. Однажды он выбрал ее любимой своей ученицей, и не только потому, что она — красавица и умница, и преданна профессии, как и он сам. Задолго до рождения Зои у него был роман с ее матерью. Недолгий, но яркий. Потом Ядвига вышла замуж за другого человека и уехала в Польшу. О том, что пани Вайдова и ее супруг погибли в автомобильной катастрофе, Пташка узнал только через пять лет после трагедии.

И вдруг — Зоя его ученица. Совпадение?

Пташка написал много книг. Но иногда он думал о том, что именно орден Дракона сделал его одиночкой. Пташка нередко вспоминал многих людей, так или иначе связанных с орденом. Но чаще других — дочь пани Чёрны. Они все ушли из его жизни. Даже Мирослав Владович, его благодетель, едва только понял, что покупатели золотого дракона обвели его вокруг пальца.

Кажется, история была закрыта. Если бы еще не один визит, еще не один гость — последний.

А вернее, гостья…

В августе две тысячи третьего года он завтракал все в том же кафе, рядом с домом. Пташка допивал кофе, когда в дверях увидел невысокую девушку в коротком плаще. Она была крепкой и стройной, как цирковая акробатка, чуть широкоскулой, с темными волосами, уложенными в каре.

Девушка направилась к нему.

— Профессор Пташка? — спросила она.

Он кивнул.

— Пани Кох, — представилась девушка. — Ваш коллега, историк. Вы мне уделите пять минут?

— Пожалуйста, — откликнулся он.

Кажется, девушка раздумывала, с чего начать. Пташка одним глотком допил кофе. Он взглянул в лицо девушки — и уже не мог оторвать от него взгляда. Пташка определенно где-то видел это лицо, знал его!

— Девять лет назад вы написали замечательную книгу, пан Пташка, — сказала пани Кох. — Ваши заказчики обладали прекрасной коллекцией всевозможных произведений искусства, предметов быта и вооружения различных эпох. Не так ли?

— Коллекция была превосходна — спорить не буду, — согласился он.

— Не могли бы вы мне рассказать, где сейчас эти люди. Я бы хотела увидеть эту коллекцию в живую. Профессиональный интерес, — уточнила она.

Пташка спросил: откуда она, какова ее специализация, и получил исчерпывающие ответы.

— Увы, но я вряд ли чем смогу вам помочь, — ответил он. — Ко мне пришел человек, меценат, коллекционер, предложил сумму за работу над книгой, честно со мной расплатился, а потом просто-напросто исчез.

— И как же его звали?

Пташка озадаченно улыбнулся:

— Почему я должен отвечать вам?

— Я вас прошу, — вежливо сказала она. — Как может просить об услуге женщина — мужчину.

— Зоран Радович, — Пташка назвал фамилию мифического хозяина коллекции, которая значилась в альбоме. — Он даже не попрощался. Салон превратился в супермаркет. И, представьте, ни одного звонка за девять лет! Думаю, жизнь нас развела раз и навсегда, пани Кох.

— Неужели вы ни разу не задавались вопросом, откуда эти экспонаты у вашего заказчика? — Она смотрела ему в глаза. — В таком объеме, такого качества? Каким образом они попали ему в руки?

— Задавался, — ответил Пташка. — И даже спрашивал у заказчика. Но мне не ответили. Они очень дорожили своей коллекцией…

— Так дорожили, что выставили на продажу лучший экспонат — золотого дракона?

— Вы знаете слишком много для постороннего, — сказал Пташка. — Кто вам рассказал об этом?

— Мне рассказала об этом одна дама перед смертью.

— Она была пожилой или молодой? — тотчас нахмурившись, спросил Пташка.

— Пожилой, — откликнулась девушка.

— Огромной, почти великаншей? С родинкой на верхней губе?

— Она была тощей и желтой, как высохший стебель травы. И она прятала лицо, когда говорила со мной. Тем не менее это именно ей вы помогли провернуть операцию с продажей амулета. И согласились на это охотно! А ведь вы не могли не знать, что амулет, принадлежавший магистру ордена, практически бесценен! И самое главное, об этом не могли не знать его владельцы.

— Магистру? — переспросил Пташка. — Об этом я покупательнице не рассказывал — откуда же вам это известно?

Девушка холодно посмотрела на него.

— Известно, и все.

— Да вы и впрямь историк, — кивнул Пташка. — Вон как ваши глаза разгорелись, стоило заговорить о амулете. Об этом чертовом драконе!

Кажется, она его не услышала. Потому что, глядя через него так, точно он был стеклянным, сказала:

— Теперь я наверняка уверена, что вы не рассказали мне главного.

— Например? — уже чувствуя раздражение, спросил профессор.

Пани Кох вызывающе улыбнулась:

— Например, то, что хозяева амулета искали своего покупателя. Одного-единственного. Ждали его, как ждет охотник, когда утка вспорхнет над озером. И у них были счеты с этим человеком!

Пташка устало покачал головой:

— Иногда мне кажется, что орден Дракона живет и поныне. Только я больше не играю в эти игры.

— Играете, еще как играете, — откликнулась девушка. И убежденно добавила: — Хотите вы того или нет.

И вновь широкоскулое, волевое лицо молодой женщины показалось ему знакомым. Но откуда, где он видел его прежде?