— Зачем? Здесь неудобно лежать, — почти возмутилась царевна, оглядывая голые доски.

Понимая, что объяснять придется долго, Настена предпочла показать на личном примере, она окатила вторую полку, улеглась на нее на живот и что-то сказала банщице.

Гликерия, усевшаяся на краешке полки Зои, и сама царевна с изумлением наблюдали, как, облив теперь уже Настену, банщица взяла из лохани две связки прутьев, побрызгала с них на спину девушки и… принялась сначала тихонько, а потом все сильней и быстрей хлестать Настину спину! Гликерия даже вскочила от ужаса, но, повинуясь жесту царевны, вернулась на место. А Зоя наблюдала за своей советчицей и с изумлением убеждалась, что той приятно.

Это было непонятно, нелогично, безумно, но девка-банщица охаживала спину, бока и ноги Настены, а та млела и довольно охала.

Может, таким образом они грехи искупают, это вместо прилюдной порки? Да, наверное, как она сразу не догадалась! Русские набожны, считают, что много нагрешили, пока в чужих землях были, вот теперь все и отправились грехи замаливать таким способом. Только почему икон не видно? И распятия тоже…

Сколько это продолжалось, Зоя сказать не смогла бы, но когда связки прутьев в руках банщицы опустились, спина Настены была цвета вареных раков. Девка окатила жертву своих издевательств водой и оставила млеть.

— Это невозможно, царевна! — горячо зашептала Гликерия.

Но Зоя была иного мнения. Она уже поняла, что Настена не лжет, что эта экзекуция и впрямь чем-то приятна.

Банщица тем временем еще раз плеснула на горячие камни, по парной пополз очень приятный запах трав. На сей раз воздух уже не показался таким горячим.

Настена, слегка придя в себя, пригласила Зою:

— Царевна, пусть Марьюшка и тебя похлещет? Она осторожно.

Слово «похлещет» пришлось говорить по-русски, но Зоя догадалась.

— Это обязательно?

— Быть в парной да не попариться веничком?

Царевна не поняла слов банщицы, но обреченно распрямилась на лавке, готовая принять экзекуцию, молча стиснув зубы. Гликерия упрямо осталась рядом, только по требованию банщицы сдвинулась в сторону, чтобы не мешать. Верная служанка предпочла подставить свою спину вместо хозяйской, если бы Зоя позволила это сделать.

Первое прикосновение прутьев было легким и совсем не болезненным. Надо же, как хитрят — это чтобы привыкла…

Прутья оказались с листьями, видно, чтобы не оставлять полос содранной кожи?

Движения банщицы становились все более быстрыми, а прикосновения хлесткими, но Зоя с изумлением чувствовала, что обжигающая боль скорее приятна, чем невыносима, мало того, листья и прутья словно уносили с собой накопившуюся за время тяжелого путешествия грязь. И горячий воздух больше не казался таким горячим, и вода, которой обливали, тоже. Зое страшно захотелось спать, глаза закрывались.

Банщица, хорошенько отходив ее спину, ноги и бока, вытянула руки царевны вдоль туловища и прошлась вениками по руками. Зоя невольно застонала. Тут же около ее лица появились встревоженные глаза Гликерии:

— Госпожа…

Царевна открыла глаза, улыбнулась:

— Хорошо-то как… Ты бы тоже попробовала?

Она лежала, блаженно улыбаясь, пока банщица осторожно охаживала веником Гликерию, которую тоже разморило.

Потом их еще окатывали водой, полоскали приятно пахнущим отваром волосы… Уходить совсем не хотелось, но хотелось пить. Однако вина в этой «банье», видно, не полагалось. Заметив, что царевна облизывает губы, Настена поднесла в ковшике:

— Взвар клюквенный. Попей.

Это было божественно, холодный с кислинкой взвар показался нектаром. Зоя выпила половину большого ковшика и уселась на лавку подле жбана, откуда его наливали, не в силах двинуться с места.

Купцы в Юрьеве приготовили для дорогих гостей пир, но ни на какое застолье Зоя пойти не смогла, она просто засыпала, разморенная баней. Едва добралась до горницы, с помощью Настены замотала волосы в большой плат и повалилась на перину. Гликерия прикорнула на лавке, забыв о том, что за хозяйкой надо приглядывать.

Проваливаясь в блаженный сон, Зоя услышала, как за дверью Настена объясняет дьяку Мамыреву, что царевна разомлела после баньки, к тому же волосы мокрые. Ни есть, ни пить сейчас не будет.

Пир отложили на завтра.

Проснулась Зоя, когда уже рассвело. Сначала не поняла, где она и что произошло, потом вспомнилась «банья». Во всем теле была неимоверная легкость, а кожа нежная, атласная и словно истончилась из-за парной. И волосы чудно пахли травами. Настолько чистой она не чувствовала себя никогда!

Однако очень хотелось кушать.

Услышав, что Зоя проснулась, встала и Настена, в ответ на пожелание царевны приказала что-то девке, что прикорнула у порога, та исчезла за дверью. Настена помогла царевне одеться, теперь уже в русское платье. Сначала тонкую рубаху, которая приятно прилегала к телу, потом рубаху потолще с широкими вышитыми рукавами, поверх всего то, что она назвала сарафаном: платье с широкими бретелями, сильно расширяющееся книзу. Оно тоже было богато украшено вышивкой, жемчугом и самоцветами. И еще расшитую жилетку, ее Настена назвала душегреей. Волосы пока оставили распущенными, чтобы совсем высохли.

Пока она одевалась, служанки принесли и расставили на столе множество мисок, накрытых какая другой миской, а какая куском чистой ткани, серебряные блюда от небольших до просто огромных. Зое стало смешно, когда заметила, как служанки стреляли на нее любопытными взорами. Выскальзывая за дверь, тут же начинали обсуждать увиденное.

Проснулась Гликерия, быстро оделась, смущенная собственной сонливостью, но Зоя не обращала на это внимания. Она была в столь блаженном состоянии, что не хотелось вообще ни о чем думать, ничего делать, вот поесть и снова на перину. Но царевна понимала, что отдых будет коротким, не за тем так далеко ехала и плыла, чтобы на перине лежать.

На серебряных подносах ждали своей очереди мягкий как пух хлеб, жареный гусь, перепела, еще какие-то птички, нежно-розовое мясо, буквально исходившее янтарным жиром. На соседнем блюде такое же, только белое… Небольшие огурцы, лук, овощи. В миске лежало что-то, чего Зоя и определить не могла. В другой явно масло, в третьей сметана. Еще были миски с языками, со свининой, блюда с балыками, ветчиной, миска с какими-то потрошками, три миски с грибами…

Царевна замахала руками:

— Я не звала гостей, достаточно!

Настена согласилась:

— Да, только вот пироги с зайчатиной, а сладкие пироги после принесут.

— Это что? — ткнула Зоя пальцем в непонятное мясо.

— Осетрина. Рыба. А это белужина. Вот стерлядь. Это жаворонки, вот их язычки. Это тетеревиные языки, а вот потрошки птичьи. Не желаешь ли ушного попробовать?

— Что есть «ушное»?