В конце переулка Морис обнаружил какой-то двор, на противоположной стороне которого виднелся свет. Он постучал в дверь бедного, одиноко стоящего дома, но при первом же ударе свет погас.

Морис снова постучал, но ему никто не ответил. Он понял, что ответа не дождется и напрасно теряет время. Морис вернулся в переулок.

В это время дверь темного дома приоткрылась, оттуда вышли трое мужчин, и раздался свист.

Морис повернулся и увидел на расстоянии двойной длины его дубины две тени.

Глаза его уже успели привыкнуть к темноте, и он увидел, как блеснули три клинка.

Морис понял, что окружен. Он хотел сделать мулине[32], но переулок был настолько узок, что его дубина одновременно задевала обе противоположные стены. В ту же секунду его оглушили сильным ударом по голове. Это было нападение четверых мужчин, вышедших из двери в стене. Нападавших было уже семеро, они одновременно бросились на Мориса и, несмотря на его отчаянное сопротивление, повалили на землю, связали руки и завязали глаза.

Морис не закричал, не позвал на помощь. Ведь мужество и сила всегда страдают в одиночку, им стыдно кого-либо звать.

Впрочем, если бы даже Морис и позвал, то вряд ли помощь пришла в этом пустынном квартале.

Итак, Морис был связан по рукам и ногам, но не издал ни звука.

Он подумал, что раз ему завязали глаза, то ведь не для того, чтобы тут же убить. Морис был в том возрасте, когда каждая отсрочка дает надежду.

Он собрал всю свою силу и ждал.

— Кто ты? — спросил голос, в котором еще ощущалось участие в недавней борьбе.

— Я — человек, которого убивают, — ответил Морис.

— Точнее — ты уже мертвец, если заговоришь громко, закричишь или позовешь на помощь.

— Если бы я собирался закричать, то мог бы это сделать давным-давно.

— Ты готов отвечать на мои вопросы?

— Сперва спросите, а я посмотрю, должен ли отвечать.

— Кто послал тебя сюда?

— Никто.

— Ты пришел сюда по собственной воле?

— Да.

— Ты лжешь.

Морис сделал неимоверно сильный рывок, пытаясь освободить руки, но это было невозможно.

— Я никогда не лгу! — сказал он.

— В любом случае, пришел ли ты сам или тебя прислали, ты шпион.

— А вы трусы.

— Мы — трусы?

— Да, вас ведь человек семь или восемь, вы бросаетесь на одного, связываете его, оскорбляете. Трусы! Трусы! Трусы!

Это неистовство Мориса вместо того, чтобы разозлить противников, казалось, успокоило их: эта горячность была доказательством того, что молодой человек не был тем, за кого его приняли. Настоящий шпион задрожал бы и попросил пощады.

— Тут не оскорбления, — сказал голос, более мягкий и в то же время наиболее повелительный из всех предыдущих. — В наше бурное время можно быть шпионом и оставаться при этом честным человеком.

— Спрашивайте, я отвечу тому, кто произнес эту фразу.

— Что вы делаете в этом квартале?

— Я ищу одну женщину.

Ответ был встречен шепотом недоверия. Шепот усиливался и стал угрожающим.

— Ты лжешь! — произнес тот же голос. — Здесь нет никаких женщин, и, насколько мы понимаем в женщинах, искать в этом квартале некого. Говори правду или умрешь.

— Не убьете же вы меня просто из удовольствия убить, конечно, если вы не разбойники.

И Морис сделал вторую попытку освободить руки от веревки. Эта попытка была более решительна и неожиданна, чем первая. Вдруг острый и болезненный холод пронзил ему грудь.

Морис невольно отступил назад.

— Ну что! Почувствовал? — сказал один из нападавших. — Прибавь еще восемь таких же лезвий и можешь представить, что тебя ждет.

— Ну что ж, добивайте, — сказал Морис смиренно. — По крайней мере сразу все и кончится.

— Так кто же ты такой? — спросил голос, мягкий, но в то же время требовательный.

— Вы что, хотите знать мое имя?

— Да, твое имя.

— Я — Морис Линдей.

— Как! — воскликнул кто-то, — Морис Линдей, революционер, патриот? Морис Линдей, секретарь секции Лепеллетье?

Это было произнесено с таким жаром, что Морис понял — момент решающий. Ответить так или иначе — значит бесповоротно решить

свою судьбу.

Морис был неспособен на предательство и подлость. Он выпрямился и твердо сказал:

— Да, Морис Линдей. Да, Морис Линдей, секретарь секции Лепеллетье. Да, Морис Линдей, патриот и революционер, якобинец. Морис Линдей, для которого самым прекрасным будет тот день, когда он умрет за Свободу.

Этот ответ был встречен мертвой тишиной.

Морис Линдей подставил свою грудь в ожидании, когда лезвие, острие которого он только что почувствовал, вонзится полностью в его сердце.

— Это правда? — произнес через несколько секунд чей-то взволнованный голос. — Может молодой человек и не лжет.

— Посмотрите в кармане, — сказал Морис, — и вы найдете мое удостоверение. Посмотрите на мою грудь и вы найдете на рубашке вышитые инициалы «М. Л.», если их, конечно, не залила кровь.

Тотчас Морис почувствовал, как сильные руки подняли его и понесли. Путь был недолгим. Потом он услышал, как открылась одна дверь, за ней — другая. Вторая дверь была гораздо уже первой, и они с трудом протиснулись в нее.

Он слышал, как сопровождающие перешептывались между собой.

«Я пропал, — подумал про себя Морис, — они привяжут мне к шее камень и бросят в речушку Вьевр».

Но через несколько секунд он почувствовал, что несшие его, поднялись по нескольким ступеням. Теплый воздух ударил ему в лицо, его положили на какое-то сидение. Он услышал, как ключ дважды повернулся в замке, и удаляющиеся шаги. Видимо, его оставили одного. Морис прислушался так внимательно, как это может сделать только человек, жизнь которого зависит от какого-нибудь одного слова. Ему послышалось, как голос, который поразил его смесью твердости и мягкости сказал другим:

— Обсудим.

Прошедшие два часа показались Морису столетием. И это естественно: молодой, красивый, сильный человек, имеющий поддержку сотен преданных друзей, с которыми мечтал иногда о великих свершениях, вдруг почувствовал, что может расстаться с жизнью, попав в эту гнусную западню.

Он понимал, что его заперли в каком-то помещении, но следили ли за ним?