— Тайное поручение. Иду с посланием на юг. Мне нельзя привлекать внимание магов.

Она и сама понимала, насколько неправдоподобно ее объяснение, сколько вопросов вызывает, но лучше ничего не придумала. Ей повезло, расспрашивать не стали.

— Ладно. Отдохни. Завтра ребята выведут на дорогу. Позовите кто-нибудь Сарму!

Сарма — невысокий юноша с пшенично-желтыми волосами, голубыми глазами и россыпью веснушек от лба до подбородка. Под зеленым плащом он носил лазурно-синюю рубаху, отчего походил на зимородка.

— Я тебя знаю? — спросил он весело, заглядывая Александре в глаза.

— Не думаю.

Он покачался на пятках, взъерошил волосы.

— Пойдем, тетушка. Покажу, где можно переночевать.

Кай

Путешествие на север выдалось тяжелым.

Сначала, поблизости от прибрежных городов, дороги выкладывали камнем, но изводила совсем не весенняя жара и тяжелая ноша — новобранцы попеременно несли провизию и пять деревянных ящиков. Тяжеленные, глухо заколоченные, они вызывали особую ненависть. Невозможно было угадать, что внутри, и среди новобранцев поползли слухи, что там лежат камни. Вроде так их проверяют на крепость тела и духа.

Затем они преодолели предгорье и началась степь. Солнце жгло беспощадно, и от него невозможно было укрыться: ни деревца, ни кустика, одна ровная бескрайняя степь до горизонта.

Впервые Кай увидел степные маяки. Каменные узкие башни высотой в пять саженей. Сквозь пыльные стекла фонарного помещения пробивался свет, но войти внутрь никто не мог, потому что железные двери не имели замков и дверных ручек.

Рядом с маяком и расположились на ночлег. Пока разводили костер и готовили в котелках похлебку, невольные новобранцы повалились в тени, разувались, охали над стертыми ногами. Кай рассматривал маяк.

— Кто их строил? — спросил он у белоголового пирата, что примостился в тени рядом.

— Не видал раньше? — Белоголовый усмехнулся. — Говорят, что боги. Маги по небу летают, им маяки не нужны.

По степи шли еще несколько дней. Видели еще три других маяка, словно их нарочно поставили друг от друга в дне пути. Кай считал себя сильным, но к долгому переходу и его тело оказалось не готово. Первые дни напряженной ходьбы он пережил легко. Портяницами обмотал ноги правильно, быстро подстроил дыхание и шаг. И хотя к вечеру двигался скорее из упрямства, чем от природной выносливости, но до ночного привала ничем усталость не показывал. Он гордился собой.

Но с каждым днем тяжестановилось. Огонала каждая мышле. Чернявый Лука заметил, с каким трудом Кай двигается.

— Если бы мы на корабле знали, что ходьба дается тебе тяжелее драки, попросил бы Юргена погонять тебя по трюму.

Кай промолчал. Насмешка была заслуженной. Тем более что Лука и рыжий Юрген шли впереди всех, не сбавляя шага весь путь.

Следующие дни пути Кай ненавидел себя за собственную слабость. Он пообещал себе, что сдохнет, но дойдет до конца среди первых. Дошел. Ночью несколько раз просыпался от судорог в ногах. Тихо ругался, долго лежал, глядя в ночное небо и боясь дышать в полную силу, потому что призрак новых спазмов все еще бродил рядом. Утром встал ослабевший и очумевший от недосыпания. Но сжал зубы и снова шел среди первых.

На седьмой день пути они вышли к руслу узенькой, но глубокой речушки Свири. Здесь стражники и новобранцы преодолели первую границу маноров, перебрались на другой берег реки и пошли вверх по течению.

Степь осталась позади, начался лес. Наконец наступила прохлада, но изводили мошки и комары. Некоторые из новобранцев умудрились расчесать тело до ран. Коршун ругал дураков и подгонял, как мог.

Спустя еще три дня повернули от реки на север, углубляясь в лес. Люди вокруг зароптали. Даже молчаливый обычно Рыжий тихо ругался. Кай не сразу понял почему.

Тавро, нанесенные людям на руки, начали зудеть. К вечеру они все превратились в свежие раны, сочились сукровицей. Привал сделали на два часа раньше обычного. Конвойный, по приказу Коршуна, раздал всем мазь.

— Поздравляю, ребята. Мы на земле господина Дреговича. К утру отпустит. Терпите.

Кай взял на палец мази, отошел в сторону и присел под деревом. Закатал рукав рубашки и посмотрел на тавро. Клеймо пропало, оставив после себя тонкую молодую кожу. Кай поспешно одернул рукав.

К вечеру четырнадцатого дня они наконец добрались до поселения.

Обережь давно перестала быть деревней, но еще не доросла до города. За высоким частоколом дорога ветвилась. По широкой прямой ветке новобранцев вывели на главную поселковую площадь, окруженную десятью вытянутыми избами для простых воинов. В одной такой умещалось около сотни человек со старшиной, оттого избы звались «сотенные». На северной стороне площади стоял дом в два этажа — здесь жил воевода и хранили казну. Дальше за избами, отступив на добрых пять саженей, словно стесняясь собственной простоты, жались амбары, кузни, конюшни и погреба. А за ними — дома простых жителей, вышедших в запас воинов, их семей, лавочников и тех, кто перебрался из приграничных деревень под опеку стражи.

Новобранцев выстроили на площади, к ним вышел сам воевода граничной стражи — Илья Черный. Низкорослый, широкий в плечах, точно дуб, старик двигался, тяжело переставляя большие ноги. Его темная от солнца кожа, неровная, грубая, тоже напоминала кору, но взгляд ясных голубых глаз был проницательным.

— Отныне это ваш дом, — пояснил воевода, обводя новобранцев взглядом. — Чем быстрее вы смиритесь с новой жизнью, тем легче всем будет. Скажу вам кое-что, а вы запомните на всю жизнь: мы здесь защищаем не магов, а людей. Не манор господина, а землю, на которой живут обычные люди. Женщины, дети, старики… Такие же, как те, от которых вас оторвали, как те, кого вам пришлось потерять. Будьте смелыми и сильными, потому что где-то ваших близких защищают такие же ребята, как вы. Даже нося клеймо чародея, давайте оставаться людьми! Давайте оставаться мужчинами!

Новобранцев расселили по трем избам. Кай остался под присмотром сотника Коршуна. Он с досадой понял, что остается в сотне с Лукой и Рыжим, да выбирать не приходилось. Главным над ними поставили десятника Данилу Лютого. Высокий, тощий, с мягкими чертами лица, яркими губами и вечно сонным взглядом, он не внушал страха, но скоро все убедились, что прозвище он оправдывает. Данила обладал вспыльчивым характером и таким зычным голосом, что пробирал до костей:

— Построились, вашу мать!

Вновь прибывших согнали в баню, принесли мыло и чистую одежду. Все полезли смывать с себя недельную грязь. Кай мылся в стороне от остальных, чтобы не светить ровный рубец на месте, где должна быть свежая рана. Лука громко шутил о его «девичьей скромности» и «маленьком хозяйстве», но Кай пропускал шутки мимо ушей.

После бани, уже на закате, всех вновь выстроили на площади. Принесли из ближайших домов углей, рассыпали ровной длинной полосой в пять саженей.