Но засыпает Лиза той ночью спокойно и ничего не видит во сне, а через день, отдав в скупку пальто - зачем ей, в самом деле, пальто летом? улетает в Красноярск, к маме. Отличная штука - скупка: сразу дают деньги. Не то что в комиссионном!

Саша провожает ее.

- Можно тебе писать?

- Можно.

И она дает ему свой красноярский адрес.

8

"Лежу под деревом, в гамаке, грызу яблоки - их в этом году тьма-тьмущая, вся земля усыпана ими. На крыше сарая, деревянном столике везде яблоки, всё в яблоках. Наклоняюсь, протягиваю руку, беру то, что поближе, вытираю о рубаху, грызу и читаю, представь себе, "Лунный камень" Коллинза. Это чтоб быть поближе к тебе: какой-никакой, а Восток, хоть и не арабский. Слушай, а почему я не расспрашивал тебя о Востоке? Во-просов масса, и рухнут все на тебя, как только приеду. Так что держись! И еще мне жалко, что не сумел я уговорить тебя поехать вместе со мной в Берегово. Каждый день слушаю радио: как там у вас в Красноярске? Шестнадцать градусов и дожди! Ничего себе август... А у нас ослепительная жара, но в саду прохладно, лежу, представь, под одеялом, иногда выхожу даже погреться на раскаленное добела крыльцо. Берегово - город западный, весь из камня, и много садов. Вчера завалились всей компанией в погребок, слушали скрипки венгерских цыган, попивали винцо. "Важно!" - как сказал бы наш Гоголь, хотя здесь считают его москалем. Здесь даже на киевлян посматривают косо: дескать, недостаточно они украинцы - и акцент не тот, и к Москве поближе. Много здесь интересного, тебе было бы любопытно..."

Лиза сидит в огромном кресле - осталось от бабушки, и мать каким-то образом ухитрилась его сберечь - и читает очередное письмо от Саши. Все они интересные - недаром Саша учится на журфаке, - все как с другой планеты: жара, гамак, падают с деревьев яблоки, стонут цыганские скрипки... Здесь, в Красноярске, холодно и сурово, с Енисея дует, подвывая, северный ветер. Сейчас к Енисею и не подступишься: ветер сбивает с ног. И ярятся, злятся серые высокие волны.

- Не повезло тебе, детка, - сокрушается мама. - Было знаешь как жарко, а к твоему приезду словно кто сглазил. Но в Дивногорск съездить все-таки надо. Вот улягутся волны...

- Ах, мама, не хочется мне в Дивногорск.

- Ну тогда к Столбам.

- И к Столбам не хочется.

Мама садится рядом, обнимает дочку.

- Да, детка, теперь и я понимаю: ты влюблена. Но ведь он уехал.

- Потому что ты меня уговаривала, - вскакивает с кресла Лиза. "Только не выходи замуж за иностранца!" А я без него не могу!

Мама чувствует себя виноватой. Мамы вообще всегда во всем, что случается с их детьми, виноваты.

- Но ведь есть же какой-то Саша, - робко напоминает она. - Пишет письма...

- Да что письма! - взрывается Лиза. - Это все так, ерунда. Не могу я без Жана!

Анастасия Ивановна испуганно смотрит на дочку. Чем взял ее этот негр? Отчего эти взрывы отчаяния? Может, он ее соблазнил? Сейчас другое время, и нравы другие, и Жан оттуда, с Запада, о котором еще недавно писали "растленный". Анастасия Ивановна подходит к окну, зябко кутаясь в шаль. Косой дождь заливает стекло, гнутся под ветром деревья, темные рваные тучи застили хмурое небо. Не поворачиваясь, не глядя на Лизу, мама задает дочке главный вопрос:

- Вы с ним были близки?

- Да, - не колеблясь, говорит правду Лиза. - Да, да, да! И я не знаю, что делать: мне так его не хватает!

Лиза бросается ничком на диван, рыдания сотрясают все ее тело.

Бедная мама гладит и гладит ее пушистые волосы.

- Детонька моя родная, - утешает она свою единственную дочурку, - если б ты знала, как я тебя понимаю! Когда посадили папу, я думала, что не выживу.

- Ты?

Лиза переворачивается на спину, садится, спускает с дивана ноги, обнимает мать. Теперь они сидят рядом, как две подружки, две женщины, которых постигло одно и то же горе.

- Но у тебя была я, - осторожно напоминает Лиза.

- Да. И не было денег. И отовсюду гнали, не давали работы. И мучили следователи, всякие там опера. Но все равно: я осталась не только без мужа и без отца своей девочки. Я, женщина, осталась без своего мужчины. Вообще без мужчины.

- И это было для тебя важно? Ты ведь была уже... - Лиза запнулась.

- Старая? - подсказала мать. - Нет, Лизонька, я была еще молодая, горячая, гордая и так страдала... Не приведи Господь узнать тебе все это.

- Жан говорит, что у нас плохая страна...

Лиза вопросительно взглядывает на мать.

- Тяжелая.

Анастасия Ивановна чуть-чуть подправляет слова неизвестного ей Жана, но в общем-то с ним согласна.

Она встает, снова подходит к окну. Все тот же дождь, все те же тучи. Вот он - символ ее страны!

- Знаешь что? - решается Анастасия Ивановна и смотрит на Лизу такими же зелеными, как у дочери, глазами. В глазах отчаянная решимость. - Знаешь что? - повторяет она. - Пиши ему, что согласна. Уезжай отсюда!

- А ты? - пугается Лиза.

- Что - я? - с непонятным гневом бросает в ответ мать. - Ты знаешь, я работаю - здесь, в пароходстве. Начальник отдела - женщина - это большая честь. У меня друзья, у меня даже есть друг... Ну, ты понимаешь... И какая разница, в Москве ты или в Париже? И какая разница, какого цвета будет у моего внука кожа? Лишь бы ты была счастлива. А с твоим образованием, с твоей жаждой знаний ты и в Париже не пропадешь. Ты вот что, давай-ка учи французский.

Этот в высшей степени полезный совет Лиза пропускает мимо ушей.

- А если ты заболеешь? - спрашивает она.

- Вылечусь! - обещает мать.

- А если...

- Так прилетишь! Опять-таки - из Москвы или из Парижа, какая разница? Два часа лета? Хватит всего бояться! Хватит ни на что не решаться! Помнишь, как ты боялась ехать в Москву? Меня оставить?

Лиза изумленно смотрела на мать - смелую, решительную, красивую. Щеки у матери разрумянились, глаза горели, она как-то вся выпрямилась, подтянулась.

- Надо пробовать, Лиза, - твердо повторила она главную свою мысль. Чтобы потом не сокрушаться всю жизнь. Не бойся!

- Не бояться? Как ты?

- Я-то как раз боялась всего. Боялась за тебя, за твою судьбу, боялась неосторожным словом навредить папе, боялась скомпрометировать того, кто за мной ухаживал, боялась его жены, скандала и слез... А, да что там! - Мать махнула рукой. - Только когда ты уехала, сдала экзамены, поступила, только тогда я наконец перестала бояться. Я даже сама удивилась, как мне прости! - стало легко.

- Ты же сама просила: "Не выходи замуж за иностранца", - снова напомнила Лиза.

Мать засмеялась - весело, по-молодому.