— Но вы же были такими друзьями, — удивилась Хантер, глядя на Сандерса. — Я уверена, что он захочет с тобой поздороваться.

— Сейчас он занят. Может быть, попозже. — Сандерс посмотрел на часы. — Тем более, мы опаздываем на ленч.

Он пошел по коридору дальше. Хантер, нахмурившись, пошла с ним.

— Он всегда доводил тебя до белого каления, да?

— Он кого угодно доведет до белого каления. Это как раз то, что он умеет делать лучше всего.

Мери Энн озадаченно посмотрела на Сандерса, собралась было что-то добавить, но передумала.

— А по мне, он — ничего.

— У меня просто не то настроение, чтобы разговаривать с ним, — сказал Сандерс. — Может, позже, но не сейчас.

И они стали спускаться по лестнице на первый этаж.

* * *

В соответствии с принципами сугубой функциональности, принятыми большинством технологических фирм, в «ДиджиКом» не было обшей столовой. Обеденный перерыв сотрудники проводили в местных ресторанах, чаще всего в ближайшем, под названием «Иль Терраццо». Но сейчас необходимость хранить в секрете факт слияния вынудила руководство организовать ленч в большом, отделанном деревом, конференц-зале на первом этаже. В двенадцать тридцать, когда сюда собрались главные управляющие техническо-инженерными подразделениями «ДиджиКом», чиновники из «Конли-Уайт» и банкиры из «Голдмен и Сахс», зал был переполнен. Демократичные нравы фирмы не предусматривали закрепленных за сотрудниками в соответствии с занимаемой должностью мест, но верхушка администрации «Конли-Уайт» сгруппировалась вокруг Гарвина у одного конца стола в передней части зала. Могущественного конца стола.

Сандерс присел на противоположном конце и был удивлен, когда справа от него села Стефани Каплан. Она обычно садилась ближе к Гарвину, Сандерс явно находился ниже по табели о рангах. Слева от Сандерса пристроился начальник кадровой службы Билл Эвертс — неплохой парень, хотя и несколько скучноватый. Пока официанты, одетые в белые куртки, сервировали стол, Сандерс поговорил о рыбной ловле на Оркас-Айленд, что было страстью Эвертса. Каплан, как обычно, большую часть ленча просидела молча, погрузившись, казалось, в свои мысли.

Сандерс решил, что не уделяет достаточно внимания Стефани. Ближе к концу ленча он повернулся к ней и спросил:

— Стефани, я заметил, что в последние месяцы вы стали бывать в Сиэтле почаще. Это из-за слияния?

— Нет, — улыбнулась она. — Мой сын недавно поступил здесь в университет, и мне хочется чаще видеться с ним.

— А что он изучает?

— Химию. Хочет специализироваться в области прикладной химии. Похоже, это многообещающая отрасль.

— Да, я тоже слышал.

— Я не понимаю больше половины из того, что он говорит. Забавно, когда твой ребенок знает больше, чем ты.

Сандерс кивнул, соображая, о чем еще спросить. Это было нелегко: хотя он многие годы сидел вместе с Каплан на совещаниях, о ее личной жизни он почти ничего не знал. Она была замужем за профессором государственного университета Сан-Хосе, читавшем курс экономики, — круглолицым усатым человеком веселого нрава. Когда они ходили куда-нибудь вместе, профессор говорил за двоих, в то время как Стефани предпочитала молчать. Она была высокой, костлявой и неуклюжей женщиной, которая, казалось, смирилась со своей малой общительностью. О ней говорили как об очень незаурядном игроке в гольф, — во всяком случае, достаточно искусном, чтобы Гарвин никогда не играл против нее. Для хорошо знавших ее сотрудников неудивительно было, что она часто обыгрывает Гарвина; злые языки даже говорили, что она слишком мало проигрывает для того, чтобы получать повышения.

Хотя Гарвин и недолюбливал Стефани, у него и в мыслях не было ее уволить. Преданность компании этой бесцветной, не знающей усталости и не понимающей юмора женщины уже стала легендой: она каждый вечер засиживалась допоздна и проводила на работе многие выходные. Даже когда она несколько лет назад заболела раком, она отказалась взять отпуск хотя бы на один день. С опухолью она, по-видимому, справилась; во всяком случае, Сандерсу больше ничего об этом не слышал. Но этот эпизод, казалось, еще более усилил зацикленность Каплан на ее обезличенном труде, привязал ее к цифрам и таблицам и подчеркнул ее природную склонность трудиться где-нибудь на заднем плане. Не один менеджер, приходя утром на работу, обнаруживал, что выпестованный им проект беспощадно зарезан «бомбардировщиком Стеле» безо всяких объяснений причин. Так что ее склонность держаться в тени была не только следствием ее нелюдимости, но и напоминанием о власти, которую Каплан имела в фирме, и о том, какими методами она этой власти добилась. Она была по-своему таинственной — и потенциально опасной.

Пока Сандерс мучительно подыскивал тему для разговора, Каплан сама наклонилась к нему и, конфиденциально понизив голос, сказала:

— На утреннем совещании, Том, я просто не знала, как вас подбодрить. Но я надеюсь, что с вами все в порядке. Я имею в виду эту новую реорганизацию.

Сандерс с трудом скрыл свое удивление: за двенадцать лет Каплан впервые так доверительно говорила с ним. Ему стало интересно, почему она сделала это сейчас. На всякий случай он насторожился, не зная, как реагировать.

— Да, это было полной неожиданностью, — сказал он. Каплан посмотрела ему в глаза.

— Это было неожиданно для многих из нас, — негромко сказала она. — В Купертино был большой шум. Очень многие оспаривают решение Гарвина.

Сандерс нахмурился — никогда еще Каплан не высказывалась критически в адрес Гарвина. Никогда. А сейчас? Она что, проверяет его? Сандерс промолчал и уткнулся в тарелку.

— Могу себе представить, как вам не по себе из-за такой перестановки кадров.

— Это только оттого, что все произошло как гром с ясного неба.

Каплан посмотрела на него со странным выражением лица, как будто он ее чем-то разочаровал. Затем кивнула.

— Это всегда бывает при слияниях. — Теперь ее голос уже не был таким доверительным. — Я работала в «КомпьюСофт». когда они соединились с «СиманТек», и все было точно так же: объявления в последнюю минуту, изменения в штатном расписании. Работу то обещают, то отнимают. Все несколько недель чувствовали себя подвешенными в воздухе… Нелегко объединить две большие организации — особенно такие, как наши. Да и разница в принципах управления слишком велика. Гарвин хочет как-то к ним приноровиться. — Она махнула рукой в сторону конца стола, где сидел Гарвин. — Вы только посмотрите на них! Все люди из «Конли» носят костюмы. У нас костюмов не носит никто, если не считать юрисконсультов.

— Так они с Восточного побережья, — напомнил Сандерс.

— Не так все просто. «Конли-Уайт» любит представлять себя как многоотраслевую компанию, хотя на самом; деле не такие они значительные. Начинали они с учебников. Дело это выгодное, но приходится продавать книги и в Техасе, и в Огайо, и в Теннесси. Во многих штатах сильны консервативные традиции. Так что, в соответствии с опытом и инстинктом, «Конли» тоже консервативна. Они идут на это слияние только потому, что нуждаются в обладании высокими технологиями, которые помогут им во всеоружии войти в следующее столетие. Но вместе с тем им не импонирует идея работы с молодой компанией, в которой сотрудники ходят в джинсах и футболках и обращаются друг к другу на «ты». Они просто в шоке. Кроме того, — снова понизила голос Каплан, — Гарвину приходится считаться и с течениями внутри самой «Конли-Уайт».