— Только на ежегодном обеде? — не веря своим ушам, переспросил я.

— Ну да. Тюрьма тем и отличается от прочих человеческих жилищ, что населяющие ее достойные люди проводят время в полном одиночестве, сидя в своих камерах.

— И что они там делают? — холодея от ужаса, спросил я.

Сэр Джуффин задумался.

— Наверное, читают, — неуверенно предположил он. — В Холоми, знаешь ли, отличная библиотека… Думают. Пишут письма родным и друзьям — Безмолвной речью-то[8]в Холоми не воспользуешься. Иногда гуляют в саду — по очереди, конечно же. То есть поодиночке.

— Поодиночке? Получается, узники встречаются друг с другом только раз в год, и всё?

— Это в лучшем случае. Ежегодный обед устраивают не для всех, а для избранных. У тебя, в силу возраста и биографии, не слишком высокие шансы быть включенным в список приглашенных, но чем только Темные Магистры не шутят. В любом случае, все решает сам комендант. Может быть, лет через десять-двадцать он сочтет тебя достаточно интересным собеседником.

— Через десять-двадцать? — Я был потрясен. — Хотите сказать, что я буду сидеть в Холоми так долго?

Перспектива стать узником знаменитой тюрьмы прельщала меня все меньше. Похоже, это гораздо хуже, чем быть пиратом, — те-то хотя бы раз в несколько дней сражениями развлекаются. Вот только понял я это, мягко говоря, поздновато.

— Ну да, — флегматично кивнул сэр Джуффин. — Не знаю, каковы были твои первоначальные намерения, но за применение в общественном месте пятьдесят девятой ступени Черной магии сейчас можно получить лет тридцать, не меньше.

— Какой пятьдесят девятой?! — взвыл я. — Восьмой! Это была восьмая ступень. Восьмая!

— Не сомневаюсь, что твой приятель собирался обучить тебя именно одному из приемов восьмой ступени, — согласился сэр Джуффин. — Хотя бы потому, что это — предел его собственных скромных возможностей. Однако вышло так, что ты перестарался и применил именно пятьдесят девятую ступень. Нечаянно, конечно. Именно в этом и состоит проблема.

— В чем? — Я окончательно перестал понимать, к чему он клонит. — В том, что нечаянно?

— Ну да. С одной стороны, ты как бы и не виноват. Вернее, почти не виноват. И справедливость требует отпустить тебя восвояси, обязав возместить убытки пострадавшим, — ничего не поделаешь, придется твоему братцу выпотрошить дополнительную пару-тройку купеческих кораблей, но сэр Анчифа, не сомневаюсь, как-нибудь справится.

— Ну и вот! — торжествующе сказал я. — Штраф — это вполне справедливо. Я только «за».

— Но в интересах безопасности Соединенного Королевства мне все-таки следует упрятать тебя в Холоми, — огорошил меня Джуффин. — Заклинание-то ты уже знаешь, и это нельзя изменить. А способностями ты, похоже, пошел в деда. Что было бы просто прекрасно — лет, скажем, двести-триста назад. Но, уж прости меня, совершенно не к месту в наши мирные времена. И кто может поручиться, что тебе никогда не захочется еще раз проделать этот фокус?

— Мне не захочется, — искренне сказал я. — Нет ничего хорошего в том, чтобы разрушать дома и вырывать с корнем деревья.

— Это ты сейчас так говоришь, — отмахнулся сэр Джуффин. — Со временем твое мнение вполне может измениться. Но гораздо хуже другое: ты никогда не обучался магии и, соответственно, умению держать ее под контролем. Я хочу сказать, что в один прекрасный день ты можешь нечаянно повторить давешний подвиг. Сам не заметишь, как это случится.

— Как такое возможно? Обычно я хорошо понимаю, что делаю. Возможно, не всеми моими поступками можно гордиться, но, по крайней мере, я всегда совершал их осознанно.

— А во сне? — невинным тоном спросил сэр Джуффин. И принялся набивать трубку, предоставив мне возможность обдумать его слова.

Крыть было нечем. Контролировать свои действия во сне я не умел. До сих пор мне даже в голову не приходило ставить вопрос таким образом. На то он и сон, чтобы отдыхать от бодрствования и сопутствующего ему самоконтроля, — так мне казалось.

— А разве такое бывает — чтобы человек колдовал во сне? — недоверчиво спросил я.

— Еще бы, — невозмутимо подтвердил господин Почтеннейший Начальник. — В старые времена добрая половина сражений между враждующими Орденами была битвами спящих Магистров. А юных послушников того же Семилистника до сих пор укладывают спать поодиночке, в тесных подвальных помещениях, где нет никакой мебели, кроме брошенного на пол матраса, — как ты думаешь, зачем?

— Для того чтобы отравить им жизнь? — усмехнулся я. — Впрочем, из логики вашего повествования следует, что это делается ради их же безопасности.

— Соображаешь, — вздохнул сэр Джуффин. — И вот, скажи на милость, что мне с тобой, таким сообразительным, делать?

Я пожал плечами. Дескать, что хотите, то и делайте. Понятно же, что все равно упечете в Холоми, и чем я там буду заниматься? Книжки читать, по сорок штук в день, дожидаясь своей очереди погулять по саду?.. Впрочем, трудно будет только первые полгода. Потом я наверняка сойду с ума от скуки, и станет повеселее. У безумцев свои, недоступные нормальным людям, тайные радости и развлечения.

Сэр Джуффин тем временем раскуривал трубку и, сам того не ведая, усугублял мои страдания. Я до сих пор не определился, что ненавижу сильнее — запах угуландского табака или долгие паузы в разговоре. Но и то, и другое — больше всех прочих зол, это точно.

— Лично я вижу только один достойный выход из сложившейся ситуации, — объявил мой мучитель.

Я тоже вижу этот выход, мрачно подумал я. Выкурить еще пару-тройку трубок, и можно с легким сердцем рассылать приглашения на мои похороны.

Но вслух я ничего не сказал.

— Если уж ты столь успешно начал учиться запрещенной законом магии, логично было бы продолжить занятия, — говорил сэр Джуффин. — Уделяя особое внимание технике безопасности. Но, конечно же, не ограничиваясь ею.

Он произнес это таким обыденным тоном, каким обычно обсуждают меню завтрашнего обеда и прочие милые пустяки. Так что до меня далеко не сразу дошел смысл его слов. А когда все-таки дошел, я сказал себе, что ослышался. Что-то неправильно понял. Потому что не может же быть…

Джуффин с неподдельным интересом наблюдал за бушующими во мне бурями. И когда понял, что я уже почти готов взорваться ликованием, добавил:

— Но тут есть одно серьезное препятствие.

Вообще-то Кодекс Хрембера запрещает применять к арестованным пытки. Но господина Почтеннейшего Начальника это никогда не останавливало. Он снова умолк, как бы размышляя. И с величайшим наслаждением промолчал целую вечность — секунд десять, никак не меньше.