Люси Габриель стояла на обочине дороги около своего дома, на холоде ее дыхание клубилось белым паром. Небольшая сумка с самым необходимым лежала рядом на земле. На ней были ковбойские сапоги, обтягивающие джинсы, подчеркивающие длину стройных ног, и старая замшевая куртка. Руки девушка держала в карманах, шею укутывал воротник из овечьей шерсти — когда-то белой, а теперь посеревшей. В ее сторону направлялся старый рыдван, выбрасывающий черные клубы дыма из выхлопной трубы. Он выглядел сильно потрепанным, причем у девушки сложилось впечатление, что крылья ему приклепали тем самым утром. На переднем пассажирском сиденье еле умещался Эндрю Стетлер, упиравшийся коленями в приборную доску. Когда тарантас подъехал ближе, он напомнил Люси остовы реликтовых машин, брошенных на территории резервации. Она взглянула в небо, глубоко вздохнула, потом взяла сумку, устроилась на заднем сиденье, нагнулась вперед, и Энди, воспользовавшись ситуацией, чмокнул ее в губы. Она протянула руку водителю, они обменялись рукопожатием.

— Это Люк Сегин, тот парень, о котором я тебе говорил, — сказал Энди и, обратившись к Люку, добавил: — Я же сказал тебе, она настоящая красавица. Так что не вздумай к ней подкатываться. Если решишь за ней приволокнуться, она твою тачку перевернет, да еще и спляшет на ней.

— Я видел тот снимок в газете, — сказал Люк скрипучим голосом. — Потому и приехал на этой развалюхе.

— Рада с вами познакомиться, — сказала ему Люси.

— Взаимно. — Он врубил передачу, что было совсем не просто, и развалюха затарахтела по резервации Канесатаке.

— Ты говорила со своими братьями-воинами? — спросил Энди. Он сидел боком, обращаясь к ней через пространство между двумя передними сиденьями.

— Я бы не стала называть их моими братьями.

— Ты с ними не ладишь?

— Я бы это сформулировала по-другому: мы не смотрим друг другу прямо в глаза, — сказала девушка, пожав плечами.

Энди и Люк обменялись многозначительными взглядами. Люси подумала, что шоферу было лет пятьдесят пять. Может быть, больше. Его дряблая кожа имела странный бледный оттенок, коротко стриженные волосы лепились прямо к черепу. Он был худ и изрядно потрепан, даже скорее истощен. Она не знала, как должны себя вести бывшие заключенные, и судила только по тем представлениям, которые у нее сложились. Его спокойствие производило на нее впечатление скорее отстраненности, чем одиночества, как будто здесь находилось лишь его тело, а мысли витали где-то в облаках.

— Ты меня интригуешь. Что ты имеешь в виду? — в тоне Энди прозвучала искренняя заинтересованность.

Вытянув шею, она покрутила головой, стараясь ослабить внутреннее напряжение. Для нее этот вопрос выеденного яйца не стоил, он всегда больше интересовал белых, чем людей ее племени.

— Если мэр какого-нибудь захолустного городка захочет отнять нашу землю, если на нас нападут полицейские или окружит армия, попытается отрезать от мира и уморить нас голодом, тогда — можешь мне поверить — мы все встанем бок о бок, один индеец за другого будет готов отдать жизнь. Но если воинам как-нибудь взбредет в голову превратить резервацию в игорный притон, если они захотят продавать наркотики и оружие бандитам, если они решат научить наших детей выращивать марихуану или шельмовать в карты, здесь мы с ними разойдемся во мнениях. Можешь мне поверить. Если на нас нападут, я буду вместе с воинами. А если им захочется нас себе подчинить, не побоюсь любому воину надрать зад.

Они ехали по резервации, по сторонам от дороги стояли простые, опрятные домики. На некоторых висели флаги могавкских воинов, кое-где виднелась реклама дешевых сигарет и выпивки, контрабандой ввозимых из Соединенных Штатов для продажи белым из города. Эти маленькие предприятия работали на большой бизнес — и крупный бизнес не всегда играл по правилам. Табачные компании делали в Пуэрто-Рико канадские сорта сигарет и использовали индейцев для их незаконного ввоза в страну через штат Нью-Йорк, где резервации простирались через границу. В результате государство лишалось высоких Налогов на сигареты, установленных, чтобы молодежь не приучалась к курению. Табачные компании полагали, что поставляют свою продукцию по разумной цене, а воины считали, что делают на этом хорошие деньги.

Энди в восхищении покачал головой.

— Ты не перестаешь меня удивлять, Люси. Никогда бы не подумал, что ты так хорошо разбираешься в политике.

— Я верю в то, что считаю справедливым.

От этого ее высказывания Энди хмыкнул.

— А ты, Люк, что думаешь по этому поводу? Тебе раньше доводилось когда-нибудь работать на стороне правды и справедливости?

— Такого я не упомню.

— Привыкай, — сказала ему Люси. — Теперь так оно и будет.

— Когда я в последний раз занимался этим вопросом, угон грузовиков не считался законным занятием.

— Мы этим занимаемся, чтобы спасать человеческие жизни.

— Что ты на это скажешь, Люк? — поддел его Энди. — Скоро ты станешь у нас национальным героем.

— Так тому и быть. — Он спокойно всматривался в колдобины и извивы бежавшей впереди сельской дороги. — Слушай, могу я тебя спросить кое о чем, что касается воинов?

— Ты, Люк, можешь мне задавать любые вопросы.

— Они дадут нам переехать через границу? Ты ведь им прямо в глаза не смотришь, как сама сказала, потому я и думаю, выгорит у нас это дело или нет?

— Хороший вопрос, — вставил Энди. — Так что, пропустят они нас, как думаешь?

— За этим, ребята, дело не станет. Мы с ними договоримся — за переезд границы в обе стороны мы им скинем весь груз сигарет. Это обычная сделка — ничего общего с тем, воины они или нет, смотрю я им прямо в глаза или не смотрю. Чистый бизнес.

Энди, со своей стороны, казалось, таким ответом удовлетворился. Он сменил позу и стал смотреть вперед.

— Неплохо. Мне бы совсем не хотелось, чтобы наши дела хоть как-то были связаны с политикой.

— Аминь! — отозвался Люк. Он переключил передачу на низшую и снизил скорость, потому что машина проезжала через поселок.

— Все связано с политикой, — тихо сказала себе Люси.

— Я все слышал, — заметил Энди, повернулся, протянул руку между спинками передних сидений и коснулся ее коленки.

Территория резервации кончилась, они пересекли мост и проехали через небольшой оживленный городок Хоксбери, потом сельской дорогой направились к югу, в Онтарио, выбирая небольшие проселочные дороги. Через час они снова оказались на землях индейцев в резервации Аквесасне. Это название значит «Земля, где хлопают крыльями куропатки», потому что у здешних птиц действительно есть привычка хлопать крыльями, угнездившись на гниющих стволах деревьев. Как бы подчеркивая связь с птицами, здешние воины славились своим задиристым нравом. Границы резервации пересекали как реку Святого Лаврентия, так и границу между Канадой и Соединенными Штатами, причем эта географическая несуразность не давала покоя местным властям, вызывая у них сильную головную боль еще и потому, что дела у местных индейцев процветали, особенно в части криминального бизнеса.