— Что такое красный корень? — снова спросила Аэрин.

Тека нахмурилась:

— Красный корень? Это… Эмм… амарант. Красный корень — его старое название… раньше считалось, он помогает от всякого.

— От чего?

Тека взглянула на нее, и Аэрин закусила губу.

— А зачем тебе?

— Я… ну… я много читала старые книги в библиотеке, пока была… нездорова. Там было кое-что по травничеству и упоминался краснокорень.

Тека задумалась, прежде чем ответить, и мысли ее шли примерно тем же путем, что и мысли Тора, когда Аэрин попросилась учиться фехтованию. Тека никогда не ломала голову над тем, что определит судьбу ее подопечной: то, что представляет собой сама Аэрин, или то, как устроен Дамар, или что-нибудь еще. Няне было все равно. Она твердо знала одно: судьба этой девочки не будет похожа ни на чью судьбу. И еще она знала, знала даже лучше, чем любящий двоюродный брат, что Аэрин никогда не бывать придворной дамой. Ни такой, как красивая мегера Галанна, ни такой, как всеми любимая первая жена Арлбета, Татория. Ни одна из традиций Арлбетова двора не поможет королевской дочери понять свое предназначение. Но Тека, в отличие от самой Аэрин, верила, что человек должен сам сотворить свою судьбу. Она поколебалась, но в конце концов решила, что не может быть ничего опасного в краснокорне, который нынче считается совершенно бесполезным.

— Амарант здесь не растет, — сказала Тека, — это низкорослое травянистое растение предпочитает открытые луга. Распространяется, выбрасывая побеги, и где побег касается земли, вниз уходит длинный тонкий корень. Это и есть амарант. — Тека притворилась глубоко сосредоточенной на заплатке. — Я могу взять несколько дней и съездить в луга за Городом и в Горы. Ты напомнила, что мне нужны кое-какие травы, а я предпочитаю собирать их сама. Если хочешь поехать со мной, я покажу тебе амарант.

В той поездке Тека не задавала вопросов, когда Аэрин скатала собственный небольшой сверток с травами и привязала его к Кишиному седлу. Сверток, включавший несколько длинных нитевидных корней амаранта, и если кто-то посторонний и заметил (Тека никогда не покидала дворца без сопровождающих, ибо даже на своем медлительном, сонном, пожилом пони чувствовала себя гораздо безопаснее в окружении людей), то тоже ничего не сказал.

Рецепт мази, как обнаружила Аэрин, точностью не отличался. Она сделала одну смесь, намазала палец и сунула его в огонь свечи… и тут же с криком выдернула. Еще три варианта смеси стоили ей еще трех обожженных пальцев… и ужасной нотации от Теки, которой, разумеется, никто не объяснил, почему Аэрин так настойчиво норовит спалить себе пальцы. После этого юная травница мазала испытываемыми веществами кусочки дерева. Когда они дымились и обугливались, она понимала, что еще не достигла результата.

После первых нескольких попыток Аэрин вздохнула и начала аккуратно записывать, как был сделан каждый образец. Занятие было непривычное, и заполнив несколько листов пергамента крохотными аккуратными циферками — пергамент стоил дорого, даже для королевских дочерей, — она начала терять веру. «Если б эта пакость, — думала Аэрин, — действительно работала, все бы про нее знали. Ею бы пользовались для охоты на драконов, причем пользовались бы всю дорогу, и драконы больше не представляли бы опасности… и ту книгу изучали бы, а не оставили бы собирать пыль. Глупо полагать, будто я могу открыть нечто, что проглядели все другие до меня». Она склонила голову над обожженным сучком, и несколько горячих слезинок пробежали по ее лицу и капнули на страницу с расчетами.

В честь восемнадцатилетия первой сол задали пир, как она тому ни сопротивлялась. Галанна метала в ее сторону взгляды, как отравленные стрелы, и липла к Тору, что выглядело несколько странновато для свежеиспеченной супруги второго солы. Перлит отпускал по поводу Аэрин остроумные замечания, но его мягкий тенор всегда звучал ласково, что бы он ни говорил. Король, ее отец, чествовал дочь, и лица вдоль столов в большом зале блестели улыбками. Но Аэрин смотрела на них печально и видела только оскаленные зубы.

Тор наблюдал за ней. Она надела золотую тунику поверх длинной алой юбки. По подолу туники вились вышитые цветы, пышные рукава украшали многоцветные лепестки. И два кольца на руках, те же, что на Галанниной свадьбе. Огненные волосы заплели вокруг головы и перехватили золотым обручем, и надо лбом три золотые птицы держали в клювах зеленые камни. Он увидел, как она морщится от улыбок придворных, и нетерпеливо стряхнул с локтя Галанну, и с этого момента Галанна больше не притворялась, что улыбается.

Аэрин этого не заметила, потому что никогда не смотрела на Галанну, если могла этого избежать, а когда Галанна отиралась рядом с Тором, то и на Тора не смотрела. Но Арлбет заметил. Он понял, что открылось ему, но не знал, к добру это или к худу. А с королем не часто случалось, чтобы он не знал, как ему поступить. Но он не знал. То, что он читал в лице Тора, разрывало ему сердце, ибо самой заветной мечтой Арлбета было, чтобы эти двое могли пожениться. Однако он понимал, что люди никогда не любили дочь его второй жены, и боялся их недоверия, и имел причины его бояться. Аэрин почувствовала руку отца на плечах, обернулась и улыбнулась ему.

После пира она ушла к себе, уселась на подоконник и стала смотреть в темный замковый двор. Факелы по периметру оставляли омуты глубоких теней у замковых стен. В спальне у нее тоже было темно, и Тека еще не пришла проверить, повесила ли она свою парадную одежду как следует или оставила ее на полу, там, где скинула. В дверь легонько постучали. Она обернулась и удивленно сказала: «Войдите». Успей она подумать об этом, притаилась бы, и посетитель ушел бы, не найдя ее. После зала, полного еды, разговоров и ярких улыбок, ей хотелось побыть одной.

Это оказался Тор. Аэрин видела его силуэт на фоне света из коридора, она достаточно долго просидела в темноте, и глаза привыкли. Но он моргал и озирался, ибо ее фигура сливалась с тяжелыми занавесями, свисавшими вокруг глубокой оконной ниши. Аэрин шевельнулась, и Тор увидел отблеск ее красной юбки.

— Ты чего в темноте сидишь?

— В зале сегодня было слишком много света.

Тор промолчал. Она вздохнула и потянулась за свечой и кремнем. Пламя вспыхнуло, и, несмотря на всю рыжину ее волос, на краткий миг Тору показалось, будто неровные тени превратили Аэрин в старуху, чью-то бабушку. Тут она поставила свечу на маленький столик и улыбнулась ему, и ей снова стало восемнадцать.

Аэрин заметила нечто у него в руках: длинный узкий сверток темной ткани.

— Я принес тебе подарок на день рождения… тайком, поскольку мне показалось, тебе так больше понравится.

«И потому, что так мне не придется ничего объяснять», — мысленно добавил он.

Она сразу поняла, что это меч. С растущим восхищением она смотрела, как Тор разворачивает упаковку, а из нее, сияя, проступает меч, ее собственный меч. Аэрин нетерпеливо протянула руку и вынула клинок из ножен. Он был гладкий, только с небольшими насечками на рукояти, чтобы не выскальзывал из пальцев. Но она чувствовала, какой он легкий и настоящий и идеально ей по руке, и рука ее дрожала от гордости.