Монтеверде, старший лейтенант двадцати семи лет, был уроженцем города Анахайм в штате Калифорния. Он был небольшого роста, широкоплечим, крепкого телосложения, в общем, фигурой похож на спортсмена-борца. Лицо его красивой овальной формы отличалось выразительностью: грустные серо-зеленые глаза, римский нос, полная нижняя губа. Он не был похож на стереотипного лихого парня-летчика. Напротив, благодаря мягкой манере говорить и негромкому голосу Арманд производил впечатление человека спокойного, авторитетного, компетентного. Сослуживцы подшучивали над ним, называя «калифорнийским красавчиком», но при этом любили его и доверяли ему. Они знали, что Арманду, в отличие от многих других офицеров, военная карьера далась нелегко. Ему пришлось подрабатывать по ночам на бензоколонке, чтобы заплатить за обучение в летной школе. Затем он был пилотом мексиканской грузовой авиакомпании. И только после этого смог поступить на службу в ВВС США. За плечами у Монтеверде имелось семьсот часов налета, хотя опыт пилотирования «В-17» был намного меньше – всего пятнадцать часов.

Вторым пилотом «В-17» был Гарри Спенсер-младший, двадцатидвухлетний второй лейтенант из Далласа. Этот высокий и стройный зеленоглазый блондин ростом выше ста восьмидесяти сантиметров был красив, как ковбой. Когда он улыбался, на щеках и на подбородке у него появлялись симпатичные, почти детские ямочки. Летная форма необыкновенно шла ему, будто он был рожден для того, чтобы ее носить. При этом в нем не было заносчивости и высокомерия избалованного красавчика. Свойственные Спенсеру скромность и уравновешенность в значительной степени определили его жизненный путь: из него вышел пилот транзитных рейсов, а не неистовый летчик-истребитель. Умный, начитанный, неравнодушный к тому, что думают и чувствуют окружающие, Гарри был по натуре лидером, знающим, как сплотить команду. Недаром в свое время он «сделал карьеру» среди бойскаутов, достигнув высшего ранга этой молодежной организации – «скаут-орел». 1942-й был для Гарри богатым событиями годом: в апреле он женился на своей однокурснице по колледжу, также завершил курс летного мастерства в Southern Methodist University, а в сентябре поступил на службу в военно-воздушные силы.

Монтеверде и Спенсер, сидя рядом в пилотской кабине, прекрасно понимали: продолжая лететь вперед, они с каждой минутой продвигаются примерно на пять километров в страшную неизвестность. Лишь глупец решился бы сохранить прежний курс, а бомбардировщиком «PN9E» управляли отнюдь не дураки. Мысленно летчики уже вычеркнули в списке возможного все варианты кроме одного – «смена курса».

Теоретически, можно было попробовать выйти из положения, потянув на себя штурвал[37] и набрав высоту. Но проблема была в том, что фьорд Коджи-бей венчали острые и отвесные скалы, возвышавшиеся примерно на два с половиной километра над уровнем моря. При этом пилоты не могли определить свое положение относительно этого смертоносного гребня, а потому не могли понять, имеется ли у бомбардировщика достаточно пространства и времени для маневра. Однако они подозревали: чтобы набрать высоту, потребуется больше времени, чем у них есть. Поэтому они отвергли этот способ вырваться из белой пелены.

На борту «В-17», конечно, были парашюты, но вряд ли в данной ситуации кто-то всерьез намеревался ими воспользоваться. Самолет не был охвачен огнем, он не подвергался атакам неприятеля, да и потом летчики в любом случае предпочли бы любыми средствами сохранить машину, чтобы не оказаться без укрытия на голом леднике в Гренландии.

Можно было слегка изменить курс, взяв западнее или восточнее, но командир и второй пилот не представляли, чем чревато смещение бомбардировщика всего в несколько градусов. Это могло спасти им жизнь, но могло и стать роковой ошибкой – все равно, что тянуть вслепую карту в игре, не понимая, какие масти у тебя уже есть на руках.

И, наконец, последним вариантом было повернуть обратно – к входу во фьорд и открытому морю. Это казалось наилучшим выходом из почти безвыходной ситуации. Правда, такой выбор тоже мог стать весьма рискованным. «В-17» мог находиться на высоте тридцать или менее метров от земли. Белая пустыня, в которую он попал, была весьма коварной, и пилоту не стоило полагаться на приборы, измеряющие высоту самолета над уровнем моря. Опытные полярные летчики рассказывали: бывало, летишь себе благополучно, ничто не предвещает беды, как вдруг оказывается, что скребешь днищем по льду. А в другой раз по показаниям датчиков готовишься уже встретиться с землей, а оказывается, что машина еще очень высоко.

Однако Монтеверде и Спенсер надеялись, что даже если расстояние от «PN9E» до поверхности ледника составляет чуть более тридцати метров, у них будет достаточно места, чтобы, накренив одно крыло, развернуть бомбардировщик морю. А вот если окажется, что самолет все-таки находится на высоте ниже тридцати метров, то сослуживцам с «Блюи Вест-1» вскоре придется разыскивать останки экипажа и обломки новенького «В-17».

И все же командир и второй пилот были уверены, что они находятся довольно далеко от ледника и смогут совершить разворот. Они доверяли своей интуиции. Спенсер вообще полагал, что под ними около трехсот метров. Решение предстояло принять именно им. Но даже если бы они опросили весь экипаж, вряд ли кто-то возразил против логических доводов, на которых основывали свой выбор пилоты.

Среди тех, кто готов был поддержать любую смену курса, был Эл Туччароне, темноволосый двадцативосьмилетний парень с крупным носом и обаятельной улыбкой. На своей родине, в Бронксе, он был разнорабочим и водителем грузовика, а в военное время попал в экипаж большого бомбардировщика, став помощником инженера. За неделю до того, как машина покинула остров Прескью в штате Мэн, Туччароне послал своей невесте Анджелине открытку. В ней было написано: «Все складывается хорошо, не волнуйся. У меня все в порядке. Скоро увидимся». Но теперь каждое слово в этом сообщении можно было поставить под сомнение: все складывалось вовсе не благополучно, и Эла очень беспокоило, что у них вовсе не все в порядке. Вполне могло случиться, что он нескоро увидится с Анджелиной. Туччароне осознал, что дела плохи, когда посмотрел в иллюминатор и понял, что не видит вокруг ничего на расстоянии полутора метров от самолета.

Осторожный Монтеверде решил попробовать сначала слегка развернуть тяжелый бомбардировщик. Легкий крен должен был дать понять, возможен ли маневр.

И тут край левого крыло громко ударил по льду. Пятнадцатитонный бомбардировщик мощно тряхнуло. Внутри машины раздался ужасающий треск. Те, кто не был пристегнут к креслам, разлетелись в разные стороны. Согнувшееся от соприкосновения с землей крыло спружинило, и самолет снова выровнялся. Однако «PN9E» больше не был летающей крепостью. Он превратился в гигантские стремительно несущиеся и раскачивающиеся из стороны в сторону сани, прорезающие на поверхности ледника глубокий след. В конце тормозного пути – более чем через двести метров – машину крутануло, как флюгер, и она замерла, обратившись носом к северу.