в расположение противника и с возгласом «Отомстим за нашего командира!» обратили гитлеровцев в бегство.

Коммунисты и комсомольцы, как и всегда, находились на самых ответственных участках. Член партии комсорг батальона 180-го стрелкового полка гвардии старшина Овсиенко, чтобы уничтожить огневую точку противника, мешавшую успешному продвижению подразделений, скрытно проник в тыл вражескому пулеметчику. Только хотел дать очередь, как осколком снаряда его автомат был разбит. Комсорг не растерялся. Увидев валявшуюся ракетницу, он схватил ее, наставил на фашиста, скомандовал: «Хенде хох!» Перепуганный ефрейтор поднял руки.

Комсомольцы разведывательной роты дивизии гвардии сержанты Васильченко и Макушкин, продвигаясь верхом на лошадях впереди наступающих, внезапно наскочили на семерых вражеских всадников. Двое против семерых завязали бой и заставили фашистов сложить оружие.

Утром 24 августа жители освобожденной столицы Молдавии тепло и радостно встречали наших воинов. Выбираясь из полуразрушенных зданий, люди выносили фрукты, виноград, ключевую воду, приглашали отдохнуть и перекусить.

— Мы жили в постоянном страхе, — говорил бойцам старик молдаванин Исай Дубчак, первым встретивший своих освободителей.

Рядом с мельницей на окраине города нас ждала изможденная и оборванная женщина. Она рассказала о зверствах, чинимых гитлеровцами в период оккупации:

— На этой мельнице гитлеровцы мололи для себя муку. Нам же запретили даже подходить к ней. Помню, как двое братишек просили пустить их смолоть немного зерна для тяжело больной матери, но фашист прогнал их со двора. Они сделали еще одну попытку. Тогда гитлеровец в упор застрелил обоих из автомата.

Дикая расправа с детьми, о которой рассказала женщина, вызвала большую ненависть к этим зверям в человеческом обличии, стремление безостановочно гнать фашистских бандитов из пределов нашей Отчизны и добить их в их собственном логове.

За отличные боевые действия в боях за освобождение Молдавии и ее столицы Кишинева Верховный Главнокомандующий 24 августа 1944 года объявил благодарность всему личному составу. Сотни рядовых, сержантов и офицеров были удостоены высоких правительственных наград, а 177-му стрелковому и 132-му артиллерийскому гвардейскому полкам были присвоены почетные наименования «Кишиневских».

60-я гвардейская Краснознаменная дивизия закончила свой долгий и тяжкий боевой путь в центре поверженного Берлина.

А. БЕЛЬСКИЙ,

Герой Советского Союза, Почетный гражданин Кишинева, полковник в отставке, бывший командир батальона 273-го гвардейского стрелкового полка

КРАСНЫЙ ФЛАГ НАД КИШИНЕВОМ

4 апреля 1944 г. полки нашей 89-й гвардейской стрелковой дивизии выходили на подступы к реке Днестр, в районе города Дубоссары. Перед нами лежала земля Молдавии — края яркого солнца, садов и виноградников, На этой земле еще томились в неволе советские люди. Воины-освободители рвались на помощь своим братьям.

8 апреля мы опрокинули врага в Днестр и форсировали эту водную преграду. На наш 273-й гвардейский полк, которым командовал подполковник Василий Васильевич Бунин, была возложена задача — выбить фашистов из сильно укрепленного опорного пункта Жеврены, угрожавшего одному из наших флангов. Пересеченная местность, разлившаяся к тому времени от весенних дождей река Реут осложняли выполнение этой боевой задачи. Двенадцать суток шли ожесточенные схватки, в которых гвардейцы изматывали противника, штурмуя его оборонительные укрепления.

Первыми форсировали Реут и ворвались в населенный пункт бойцы отделения гвардии сержанта комсомольца Василия Огородова. Вслед за ними ринулись воины всей роты. Гитлеровцы заметались, как крысы на тонущем корабле. В самом большом доме села размещался их штаб. Наступление гвардейцев было настолько внезапным, что фашисты не успели даже покинуть его. Когда сержант Огородов и рядовой Назаренко добрались до этого дома, то засевшие в нем гитлеровцы открыли беспорядочный огонь. Наши бойцы приняли решение — блокировать это здание. Назаренко подполз к черному ходу, а Огородов, укрывшись за каменной стеной колодца, открыл по дому огонь из автомата, сам оставаясь неуязвимым. Вражеские солдаты и офицеры предпринимали многократные попытки вырваться из «мышеловки»: вели беспорядочный огонь, бросали гранаты, выскакивали на улицу, но каждый раз меткий огонь автомата тут же скашивал их. Так продолжалось больше часа. Девятнадцать гитлеровцев полегли у самого порога осажденного дома. Среди них оказались полковник, майор и капитан. Гвардейцы забрали с собой штабные документы и карты.

На участке другой роты форсированию Реута сильно мешал огонь вражеской батареи. Гвардии рядовой комсомолец Иван Мусоров, командовавший стрелковым отделением, самостоятельно принял решение — захватить батарею противника. Гвардейцы ползком окружили батарею и, когда оказались в ее тылу, атаковали орудийные расчеты. Гитлеровцы бросили орудия и побежали. У Мусорова возник план поважнее преследования горстки перепуганных фашистов. Он приказал развернуть на 180 градусов орудия и открыть огонь.

Так дрались наши гвардейцы за освобождение Жеврен и захват плацдарма на правом берегу Реута. К 25 апреля здесь полностью был ликвидирован крупный вражеский пункт сопротивления, и село стало снова советским. Но упорные бои продолжались за другие населенные пункты.

В одном из сел ко мне вместе с группой молодых ребят подошел старик в рубахе и штанах из домотканой мешковины. На груди у него я заметил два Георгиевских креста. Старик охотно рассказал о своей жизни, о былых военных походах, во время которых и был удостоен за храбрость наград.

— Русские всегда были нашими братьями и заступ никами, — говорил он, — вместе с русскими я еще в молодости проливал кровь. Сил вот мало осталось у меня, а то и на этот раз пошел бы вместе с вами на боевые дела, как когда-то ходил.

Старик долго рассказывал нам о бесчинствах оккупантов, о том, как жестоко расправлялись они за малейшее неповиновение, призывал отомстить врагу за страдания народа.

— Сам теперь не могу воевать, а вот пятерых своих внуков привел вам на помощь. Хоть они и молодые, но фашистов будут бить хорошо.

Как раз в это время к нам в батальон приехали корреспонденты из фронтовой газеты. Я представил им нового знакомого. Они сфотографировали старика с внуками, записали в блокноты кое-какие сведения о старом воине и уехали.

— Ну вот, уехали, — недовольно заворчал старик. — А кто же мне скажет, в какую роту вести моих молодцов?

Чуть поодаль стояли и улыбались пятеро молодых парней. Старик подозвал их.

— Так примете к себе моих хлопцев?

Я объяснил старому человеку, как это сделать. Спустя несколько месяцев, уже в Польше, когда наш батальон занимал исходный рубеж для наступления с Магнушевского плацдарма, я повстречал двух молодых солдат, которых будто где-то видел, но никак не мог припомнить где. Солдаты смотрели на меня, пока я терялся в догадках, и смеялись. Наконец один из них сказал:

— А мы вас помним, товарищ комбат. Я Кирилл Чиглей, а это Василе Голбан. Помните, нас дедушка Петря к вам привел.

На подступах к Кишиневу наши гвардейцы освободили