Утро. Пара сигарет. Фото отца на столе

Чем ближе зима, тем быстрее я старею,

Так мне казалось, но как оказалось нет.

Все мы будем участвовать в гонке,

Или в войне за последнюю печатную книгу,

Скоро колеса резко затормозят

И я хотел бы быть тем, кто размножит свой череп о стены вагона,

Силой инерции резко тормозящего поезда

Без слез и истерик.

Пока с федеральных каналов вещают

Про НЛО и силу коронавируса,

Пока мозговая активность скатилась до примитивных вещей,

Пока мои дети просыпаются взрослыми

Я буду лежать и думать о том,

Что на каждого Курта найдется своя Кортни

А на каждого Сида своя Нэнси

И получается так,

Что ты моя, а я давно застрелен из дробовика.

Оставляю после себя только недоумение, стыд

А в моей голове в моменте восторг

Надравшись читая стихи, громко отчетливо, без стеснения

Не помня о многом, важнее всего пьяный слог.

Маленький, страшный Голлум в моей голове

Считает себя долгожителем,

Потом лопатой разгребать гневные оклики.

Страшный, маленький Голлум, крепко держит меня за горло,

Желая смерти от наполненных дымом легких,

От отвалившихся почек, с пожелтевшей от стыда печенью,

Смотря мне в глаза, улыбаясь гнилыми зубами,

Смеясь мне в лицо от беспомощности

Носителя упрямого и гнилого червя.

Кто — то сказал мне однажды что все мы носители божьего семени

Просто кому — то досталось великое

А мне гнилое, которое все же посеял

И оно поглощает меня в черный окружающий меня лес.