Так продолжалось долгое время, пока однажды благодаря одному инциденту мама не рассталась с Михаилом. Тогда она думала, что это навсегда, но это была лишь временная пауза. И то она на какое-то время позволила вздохнуть свободнее Аниной семье. А дело было так: как-то раз, Аня, возвратившись домой, застала Мишу с другой женщиной. В тот день она, как обычно, поднялась по лестнице на третий этаж, открыла ключом дверь, с ней были ее брат и сестра, она всегда их забирала из школы. Квартира была погружена в сумрак, было подозрительно тихо – лишь были слышны отзвуки какой-то возни, происходящей в дальней комнате. Аня велела детям разуться и ждать в прихожей, никуда не ходить, пока она не проверит, что все в порядке: в ней затаилось чувство опасности. Не включая свет, она на цыпочках прошла по темному коридору, дверь одной из комнат была приоткрыта – тусклый луч света от ночника ложился узкой полоской на пол. Она тихонько прислонилась к щели приоткрытой двери, ее взгляду предстала омерзительная картина: Аглая лежала на диване, волосы ее были растрепаны на подушке, руки раскинуты в стороны, а на коленях перед диваном, держа Аглаю за разведенные бедра, стоял Михаил. Энергичными движениями бедер он вгонял свою плоть в тело бессознательной женщины, периодически он ее придушивал, хлопал по щекам – ему хотелось эмоционального ответа, но она была, как обычно, под кайфом. Глаза его были налиты кровью, лоб покрывала испарина, живот омерзительно содрогался наподобие студня в такт его движениям. «Хлоп, хлоп, хлоп» – звук соприкасающихся тел, тошнота подкатывала к горлу Ани. Ей стало дурно. Она отошла. Мать спала в соседней комнате. Аня пошла ее разбудить, удалось ей это не сразу – ведь она, как и всегда, была пьяна. Мама привстала, опустила ноги на пол, засунула их в тапки, стоящие подле кровати, запахнула халат и пошла в направлении той комнаты, куда вела ее дочка. Увидев происходящее, мама бросилась на Мишу с кулаками и воплями. Он вскочил – омерзительный, голый, потный – и начал ее отталкивать, дальше видеть Аня этого не могла. Она вернулась к брату с сестрой в прихожую. Очередная потасовка, ругань, побои. Аня судорожно набирала телефон полиции, по звукам, доносящимся из комнаты, она понимала, что у них драка, этот мерзавец снова избивал мать. Дальше все как в тумане: приехала полиция, его забрали, Аня прикладывала лед к опухшим ушибам на лице матери. Из глаз Нади текли слезы. Она не переставала говорить: «Никогда больше, с меня хватит». Аглая так и лежала голая на диване, даже шум драки не смог вывести ее из наркотического опьянения. Это был страшный вечер, но после него на некоторое время жизнь пришла в некое подобие нормы: мама перестала пить, с любовником было покончено, и жизнь приобрела хоть какие-то позитивные краски. Но длилось это недолго, может, пару месяцев, может быть, полгода. В один из дней, вернувшись из школы, Аня снова застала дома маму в обществе Миши. Он был одет с лоском – аккуратно подстрижен, выбрит, в синих брюках и голубой рубашке, – глаза мамы сияли. Парочка уютно устроилась на кухне, на столе стояла ненавистная початая бутылка водки с нарезанной на тарелке закуской – огурец, колбаса, сыр; в этот раз Миша не поскупился и даже прикупил мороженое детям, оно лежало в морозилке, о чем он с милой улыбкой сообщил Ане.

«Мразь, – думала Аня. – Будто можно поганым мороженым сгладить все то дерьмо, которое ты сделал». Разумеется, она ничего не сказала, только стиснув зубы и процедив сквозь них холодное «Спасибо», ушла в комнату. В горле стоял комок негодования, боли, злобы, обиды, возмущения. Все эти чувства терзали ее душу, жизнь вернулась на круги своя – пьянки, ругань, ссоры, драки, – только вмешиваться во все это она уже не хотела: чувствовала свое бессилие и обреченность попыток вразумить мать. Но всему в этой жизни приходит конец, и однажды, пусть и не по инициативе мамы, а волею закона, Миша исчез из их жизни навсегда – его посадили. Он совершил очередное тяжкое преступление. Его просто пришли и забрали люди в форме. Даже не верилось, что такое возможно. Ане на тот момент было уже четырнадцать лет.

С течением времени Аня духовно окрепла – научилась ставить на место обидчиков, благодаря острому уму всегда могла в ответ бросить язвительную фразочку, заставляя оппонента замолкнуть. Она почувствовала внутреннюю силу, поняла, что намного сильнее тех изнеженных детей, за спинами которых всегда есть тыл. У нее его не было, она была у себя одна, научилась бороться за себя, за свою жизнь, за свою честь и достоинство. Из неказистой девчушки она превратилась в статную красивую девушку с твердым характером и железной силой воли.

После окончания школы у Ани выработались явные лидерские качества – она заслужила уважение одноклассников, была старостой, училась на отлично. У нее были хорошие отношения с учителями; она всегда заступалась за слабых, могла найти компромисс в любой ситуации. Она стала очень справедливой, именно поэтому к ее мнению всегда прислушивались, жесткой – это защитная реакция от жестокого мира, – с выраженным чувством эмпатии и сострадания к людям – она не могла пройти мимо, когда обижали слабого, не могла промолчать, потому что считала это своим долгом. Летом, после окончания школы, под давлением отца она поступила учиться в одну из лучших художественных академий в нашей стране. Всю свою жизнь с четырех лет она рисовала, но никогда себя не видела в этой профессии, никогда не представляла себя на этом поприще, но, дабы снискать расположение отца, поддалась на его уговоры и подавила внутренний протест и пошла учиться туда, куда он захотел. Аня обладала высоким уровнем коммуникабельности, ее интересовали различные расследования, она много читала, ей нравилось писать – она видела себя журналистом. Но отец говорил: «Это позорная древнейшая профессия. Мне будет стыдно, если моя дочь станет журналистом».

Учеба в институте давалась ей нелегко: днем приходилось учиться, а ночью работать официанткой, чтобы было на что жить. До шести утра она работала, потом, поспав несколько часов, шла на нелюбимую учебу. Рисунок, живопись, композиция, скульптура – все эти предметы вызывали у нее отторжение, по натуре она была человеком эксцентричным, общительным, страстным, и монотонное сиденье за мольбертом, молчаливое созерцание натюрмортов и обнаженной натуры буквально убивало ее. Всякий раз, занимаясь рисованием, она вынуждена была подавлять себя, заставляя заниматься нелюбимым делом. Вскоре этот внутренний конфликт перерос в проблемы со здоровьем – она плохо спала, была подавлена, апатична, – отец каждый раз подобное поведение списывал на леность, бесталанность и причитал: «Не в коня корм, природа отдыхает на детях гениев». Ему было невдомек, что у человека могут быть собственные стремления: он хотел, чтобы дети соответствовали его представлениям об успехе и самореализации. Со временем Аня стала ненавидеть учебу – ходила туда ежедневно, как на каторжные работы. Даже преподаватели замечали, что Ане тяжело учиться и она делала все через силу, говорили ей: «Ты не закончишь вуз, ты не рождена быть художником». Аня это знала, но очень боялась, что ее отчислят, потому что не хотела разочаровывать отца, заслужить таким образом его признание, ведь всю жизнь именно его ей так не хватало. Она думала, если переборет себя и получит диплом, то отношение отца к ней изменится, он будет ею гордиться. В итоге Аня окончила институт, но, скорее, не благодаря таланту, а силе воли и своим навыкам уметь договариваться – с первого курса она дружила со старшекурсниками, у которых брала уроки, они помогали ей в учебе и решали проблемы с преподавателями, которые талдычили: «Аня, ты не на своем месте, художник – это состояние души. Ты все делаешь через силу, и даже если ты закончишь, то не будешь работать по профессии». Так и получилось – Аня получила специальность, даже поступила в аспирантуру и преподавала студентам, но ни дня не отработала по профессии. На старших курсах Аня устроилась в крупную компанию менеджером по продажам рекламных услуг, она стала ведущим специалистом, лучшим продажником во всей компании, ведь именно там можно проявить лидерские качества. Аня хорошо разбиралась в людях, всегда могла найти подход даже к самым сложным клиентам – этому она научилась в детстве. Там она и осталась работать по окончании института. Отца ее решение разочаровало, он отказывался понять дочь, в ее поступке он увидел пренебрежение, по его мнению, наплевательское отношение к его усилиям. Впрочем, разочарован он был не только ею: «Не о таких детях я мечтал», – всякий раз говорил он. С годами точка соприкосновения между ними становилась все меньше, всякие попытки к диалогу терпели фиаско. Его разочаровывал не только выбор специальности, а способ мышления, стиль жизни и мировоззрение детей. Он хотел, чтобы они поняли его, жалели, не осуждали за ошибки прошлого, но если детьми они еще в силу незрелости не могли в полной мере оценить весь ужас его поведения и бездействия в тех или иных жизненных ситуациях, то, став взрослыми, оправдания поведению отца они уже не могли найти. Дети не высказывали ему претензий, просто между ними выросла глухая стена непонимания, они окончательно отдалились, он стал для них чужим, скорее, он таким всегда и был. После окончания института у Ани с отцом был серьезный разговор.