–Так что же вы сразу не сказали, миледи? Я знаю купца Джакоба, еще одна монетка – и я отведу вас прямо к нему домой!

Потер монетку грязными пальцами, облизал, снова потер – и царственным жестом указал на высокое крылечко углового дома, возле которого они и беседовали. Три раза торжественно постучал медным молоточком по двери и шмыгнул в проулок.

На пороге показался молодой дородный парень.

– Хозяев нету, и подавать не велено, – процедил он сквозь зубы, наметанным глазом верного слуги распознав в грязной измученной девице беженку, от которой хозяевам только беспокойство будет.

– Я – Тайра Карис, дочь Джана, брата господина Джакоба Кариса. Если не доложишь – дядя тебя вышвырнет из дома!

– Ну, увидим сейчас, кого тут вышвырнут, – пробурчал Ганс, но все-таки пошел докладывать: вовремя вспомнил, что у господ есть какие-то бедные родственники в горах.

– Силы Небесные, Тайра! Что-то случилось? – Джакоб обнял племянницу и торопливо увел ее в дом, бросив через плечо: – «Коня распряги и покорми собаку».

Но Шмель уже просочился в гостиную и спрятался под столом.

– Отца убили, – и эти слова прорвали плотину. Взахлеб, на полу-крике, она вываливала на окаменевшего Джакоба подробности той ночи.

И только дойдя до похорон и отъезда из Ашеры, она осеклась. Про пещеру и эльфа она рассказывать не будет. И про солдата в хлеву не надо было.

– Я не знаю, что мне теперь делать. Наверное, мне лучше уехать куда-нибудь.

Джакоб молчал, тяжело облокотившись о стол. Он всегда выглядел моложе Джана, несмотря на полноватость и залысины – на его гладком розовом лице почти не было морщин. А сейчас казался стариком.

– Джакоб, девочке нужно вымыться и переодеться, – за спиной Тайры стояла тетя Чанта с младенцем на руках. Еще двое детей цеплялись за цветастый подол, а чуть позади с изумлением глазела на Тайру старшая дочка, хорошенькая, как принцесса с картинки. Когда они появились и что успели услышать?

– Спасибо, госпожа Чанта, но мне надо ехать дальше.

– Куда ты собралась в таком виде? Тебе надо привести себя в порядок, идем со мной.

Чанте никто не умел перечить. Она была родом из кочевого племени, величественная, с прекрасным непроницаемым лицом статуи. Как можно спорить со статуей? Ее появление вернуло жизнь и силы Джакобу, он встал перед Тайрой и внушительно произнес слова, которые обязан был – но очень боялся – сказать:

– Тайра, ты останешься жить у нас. Теперь это твой дом.

***

Весенние яркие лучи падали сквозь цветные стекла в светелку, заваленную пестрым хламом. Стол, кресла и камин были погребены под корзинами с нитками, разноцветными рулонами тканей, старательно срисованными образцами узоров. На все это великолепие падали пурпурные и изумрудные ромбы света, превращая мастерскую в подобие волшебного замка. Ближе к окну стояли длинные пяльцы с растянутым на них широким отрезом темно-синего шелка, на котором с каждым днем все пышнее расцветала гирлянда из цветов и крылатых младенцев. Тайра и Миррит вкладывали душу в каждый стежок: это был их первый серьезный заказ – покрывало предназначалось для алтаря в Карентском соборе

– Ой, эта роза у тебя получилась вообще как живая… А у меня листья как-то теряются на синем, может, золотом их обвести? – Миррит приложила к краю листика блестящую ниточку.

Оригинал стоял перед пяльцами на низеньком столике – роскошная роза в белом фаянсовом кувшине. Это была первая и пока единственная роза из оранжереи, сначала она служила моделью для бутонов, потом для полураспустившихся цветов, а теперь ее изобразили в полной красе.

Тайра задумчиво потрогала листочек и заменила нитку на бледно-бирюзовую.

– Так лучше. Золотыми пусть будут кайма и крылышки у твоих херувимов.

– Правда, так красивее, как будто отблеск неба на листьях. Как это у тебя так выходит?

– Мама любила цветы вышивать, когда она умерла, я все ее работы по многу раз копировала. Зато у тебя младенцы чудесные.

По углам покрывала уже порхала пара пухлых крылатых созданий с невозможно обаятельными улыбками.

– А ты тоже попробуй, у тебя еще лучше получится.

– Вряд ли. Я же никогда таких не видела. В Ашере совсем другие дети – смуглые, худые. И серьезные.

– Оой… Бедные. А я вот о таком мечтаю, – Миррит погладила крошечную ручку своего творения.

– У тебя их много будет, точно таких же. Что-то устала я, душно здесь… – Тайра подошла к окну. Все тоже самое – кирпичная стена да чья-то серая черепичная крыша, хоть бы голуби на нее прилетели, что ли…

– Как там дорожка, просохла?

– По ней плавать можно.

С высоты второго этажа садик казался игрушечным. Каменная скамья между двумя вечнозелеными кустиками, фонтанчик без воды да голые клумбы с остатками прошлогодних растений. Высокие стены не пускали туда весну. Пара фруктовых деревьев выглядела совсем безжизненно, только на солнечной стороне из земли лезли какие-то мясистые желтые ростки. Зато, если встать на подоконник, то справа, между островерхими крышами и башенками труб можно увидеть далекие горы. Тайра не знала их имен, они были совсем чужими, но над ними возвышалась белая скошенная пирамида Ар-Гарана. Отец рассказывал, что на его вершине живет великий дух Отташ, хозяин всей горной страны. Впрочем, Джан не верил в духов, он верил в Единого.

– Миррит, давай окно откроем?

– А холодно не будет?

– Смотри, солнце какое! – Тайра распахнула высокие створки. Шмель тут же вскочил рядом и принялся облаивать воображаемую кошку. За зиму он избавился от репейников и колтунов и сверкал яркой черно-белой шубкой. Привык жить в тепле и спать на ковре, но отчаянно скучал.

Мартовский резкий ветерок ворвался в комнату, парусом поднимал шторы, трепал пламя в камине, а Тайра все стояла в проеме окна, над садиком, над стеной, запрокинув к светлому голубому небу закрытые глаза.

Зачем смотреть на горы – там у нее никого не осталось. Только Зелла, велевшая ей уехать и не возвращаться, да Марис, которого, наверное, уже женили. И могилы родителей.

Тайра так и не навестила их могилы, хотя именно ради этого решила возвращаться через Ашеру. Она подгадала время, чтобы пробраться мимо деревни глубокой ночью – на случай, если солдаты не ушли. Шагом ехала по берегу Таны, туго замотав тряпочкой пасть Шмелю. Слева, над обрывом, был ее дом. Неделю назад они с отцом в нем жили. Земля и кусты до сих пор воняли гарью, так сильно, будто пожар был вчера. Тайра закашлялась, попыталась зажать себе рот краем плаща, стала задыхаться. В памяти замелькали яркие картинки: горящая крыша, тело отца, бегущие овцы, дым, Хмурый, огонь, снова дым. Надсадный кашель рвал горло, и ничего с ним сделать было нельзя. А в Ашере забрехали собаки. Это было бы не страшно – ни один хозяин среди ночи дальше ворот не выйдет, да вот солдаты… И точно, наверху зазвучали голоса. Тайра послала Маяка в галоп – прятаться уже поздно, надо удирать. На мосту ей послышалось ржание со стороны деревни, и она гнала бедного коня, пока Ашера и святая гора, на которой покоился Джан, не остались далеко позади.