По корме — широкая лента белой кильватерной струи. В том месте, где она расходилась, наш след сталкивался с волнением и сплетался с ним в длинную белую гриву, которая простиралась, насколько мог видеть глаз.

Уперев ноги в тумбу перископа, я высунулся еще дальше с мостика и улегся на спину, обхватив руками штормовой леер. Чайки носились над лодкой на коленчатых крыльях, уставившись прямо на нас.

Шум двигателей менялся каждый момент времени. Он уменьшался, когда забортные выхлопные трубы покрывала вода, и нарастал, когда выхлопные газы могли выходить без сопротивления.

Командир снова появился на мостике. Он поднял бинокль и стал смотреть через него прищуренными глазами.

Впереди низко над морем висело облако, похожее на шар из серой шерсти. Командир пристально рассматривал его, умело ослабив колени для того, чтобы приладиться к ритму качки лодки, так что ему не требовалось удерживаться за что-либо.

Он увеличил скорость и отдал приказ следовать зигзагом. Лодка сильно кренилась при каждой смене курса.

«Наблюдайте за следами торпед — это коварное место». Затем, повернувшись ко мне: «Джентльмены с противоположной стороны имеют обыкновение залегать здесь и поджидать нас. Они прекрасно знают наше время выхода в море. Это просто, как дважды два, со всеми их информаторами — рабочие на судоверфи, уборщицы, проститутки…»

Он продолжал бросать озабоченные взгляды на небо, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, нахмурив брови и сморщив нос. «На нас могут свалиться самолеты RAF[3] в любую минуту — они становятся с каждым днем все более наглыми».

Облака постепенно стали более плотными, пока наконец среди них с трудом можно было увидеть клочок голубого неба. Я физически ощущал напряжение, которое стало царить на мостике.

«Коварное место в мире», — повторил Командир. «Лучше спуститься вниз. Чем меньше тел на мостике, тем лучше, если случится неприятность».

Это было обращено ко мне. Я понял намек.

***

Моя койка находилась в кубрике старшин, одном из наименее комфортабельных мест на борту, в основном потому, что через нее происходило больше всего движения людей. Любой, направлявшийся на камбуз, в машинное отделение или в отделение гребных электродвигателей, должен был пройти через этот кубрик. Когда бы ни происходила смена вахт, через него протискивалось шесть человек. Дневальный также должен был сновать туда-сюда с наполненными бачками и судками. Помещение в действительности было не более, чем узкий коридор с четырьмя койками с каждой стороны. В середине был установлен неподвижный стол с откидными столешницами, которые можно было сложить вниз, как крылья у корабельного самолета. Вокруг было настолько мало места, что старшины вынуждены были во время еды сидеть на нижних койках, пригнув головы. Прием пищи неминуемо внезапно прерывался, когда кто-либо из машинного отделения должен был пройти в центральный пост или же наоборот.

Предполагалось, что время приема пищи старшин было назначено так, что дневальный, обслуживавший носовые помещения, не должен был мотаться между ними и камбузом, но все равно были постоянные заминки. Мне здорово повезло, что я не должен был питаться вместе с старшинами, а только спал там. Для меня было устроено местечко в офицерской кают-компании.

Некоторые из коек использовались старшинами по очереди. Мне весьма повезло, что свою койку я ни с кем не делил.

Старшины из вахты внизу все еще были заняты обустройством своих рундуков. Два машиниста проследовали по пути в корму, вызвав немедленный затор в движении. Ограждение моей койки из алюминия, которое также служило трапиком, было опущено вниз и вносило свою лепту в создании тесноты в проходе.

Моя койка все еще была заполнена консервами, связкой меховых жилетов и булками хлеба. Появился матрос с непромокаемой одеждой, кожанками и спасательными аппаратами — чудесные новые тяжелые вещицы, все это. Подбитая мехом кожаная куртка не имела ни единой складки.

Спасательные аппараты были упакованы в коричневые холщовые сумки с застежкой на молнии. Тоже новенькие, с иголочки. «Чистый спектакль», — прокомментировал старшина центрального поста. «Создано для Балтийского моря».

«Однако пригодится для защиты от выхлопных газов дизеля», — произнес высокий темноволосый парень с густыми бровями — Френссен, один из старшин машинистов. Все-таки спасательное оборудование имело какую-то ценность как спасательный жилет. Я слегка повернул маховичок, и маленький стальной цилиндр сразу выпустил порцию кислорода.

Я уложил сумку в ногах своей койки. Все что у меня было для размещения своих вещей — это узкий рундучок, недостаточно большой даже для того, чтобы вместить самые необходимые вещи, так что я засунул свои письменные принадлежности и фотокамеру между приподнятым краем матраса и фанерной перегородкой. Это оставило для меня места не больше, чем было бы в гробу средних размеров. Я решил быстро осмотреться на лодке перед обедом и прошел вперед через центральный пост.

Кроме старшин в их тесном кубрике, все члены команды, включая командира и офицеров, располагались в носовой части подводной лодки. «Каюта» командира находилась сразу в нос от центрального поста. Радиорубка и будка гидрофонов были напротив с другой стороны прохода. Зеленая занавеска скрывала койку командира, несколько шкафчиков на переборке и крохотный письменный стол, хотя точнее было бы его назвать «поверхностью для письма». Это было все — даже командир подводной лодки должен был удовольствоваться малым. По сторонам центрального прохода не было закрытых кают, как на большинстве надводных кораблей.

«Диван» в кают-компании, на котором Командир и старший механик принимали пищу, в действительности был койкой Стармеха. Складная койка над ним, которая в дневное время была сложена как кушетка, принадлежала второму помощнику. Койки старшего помощника и второго механика были с противоположной стороны — привилегированное положение, потому что они постоянно находились на месте, и поэтому они могли растянуться на них в любое время, когда не были на вахте.

Прилегающий кубрик мичманов, отделенный от офицерской кают-компании другими рундуками, была пристанищем для мичмана Крихбаума, двоих старшин из машинной команды, Йоханна и Франца, и боцмана Бермана. Под палубой находилась аккумуляторная батарея No.1. Вместе с батареей No.2, которая была под кубриком старшин, она служила источником энергии в подводном положении.

Носовое помещение (или иначе носовой отсек) было отделено от кубрика мичманов легкой переборкой. Несмотря на пещерный облик, носовой отсек больше походил на «помещение», чем любой другой. Строго говоря, это была комбинация мастерской и хранилища для запасных торпед, но этот отсек вмещал больше людей, чем любое другое помещение на лодке. В нем спали матросы, к которым все обращались исключительно «Ваша светлость», а также торпедисты, телеграфисты и машинисты.

Машинисты имели по одной койке на двоих, потому что они составляли две вахты,