– Тебе кисло? – спросила она жизнерадостно.

– Отчасти, – признался он.

– Тогда тебе необходима компания.

– Пожалуй, да, наверное, – согласился он.

– Что-то мало восторга. Ты ел?

Он покачал головой.

Она открыла сумочку и достала вакуумную упаковку вечного мяса.

– С этим я могу творить чудеса, – заявила Надин. – Есть картошка?

– Сушеная, – сказал он.

– У нас будет пастуший пирог.

– Спасибо, что пришла, – сказал он.

– Ты мне не всегда рад, – сказала Надин, скромно глядя на ковер. – Но я знаю, когда тебе необходим кто-то, и сегодня тебе не следует спать одному.

У пастушьего пирога был славный вкус картошки, сдобренной солью и чесноком, и это напоминало ему Надин, женщину соль-с-чесноком. Пока они ели, она рассказывала истории из жизни визоиндустрии теневой зоны, какой она ее знала когда-то, и нынешней, с которой еще имела дело. Это уводило его мысли от проблемы сегодняшнего дня, пока не образовался разрыв между ним и недавними воспоминаниями, и он слушал ее, до того усталый, что видел бледные призраки галлюцинаций. Синяя фигура в плаще на границе поля зрения.

– Ту сцену они снимали с музыкой, – рассказывала Надин о производстве какого-то визиофильма десятилетней давности. – Режиссеру нужно было показать, что музыкант, виолончелист, стал играть действительно намного лучше, чем раньше, и наш спец по звуку сказал: да, но у нас уже лучший саундтрек, какой мы можем записать. Когда он играет на виолончели, лучший виолончелист в мире играет за него, а контраста нет. Тогда режиссер говорит: «Возьмите виолончелиста с подземного перехода». Вот как. С подземного перехода. Когда лучшее недостаточно хорошо, делаешь шаг за грань, в откровенно плохое. Чудесно, да? – Она широко улыбнулась, ее рука замерла в демонстративном взмахе, и он вежливо кивнул, усмехнувшись, да, так и бывает. Ричард поневоле оставался вежливым и добрым к ней, когда она бывала в таком настроении и история была хороша.

Ричард ел и размышлял о контрасте. Мысли его возвращались к Голдсмиту, как цепная собака, кружащая возле железного столба. Что делать, если ты лучший и нуждаешься в контрасте, иначе все серо?

Утешение через великую мелодраму. Это не оно ли.

Синяя фигура улыбалась; он знал это, хотя не мог разглядеть. Его дочь. Он не мог удержаться от попыток посмотреть прямо на фигуру. Та всякий раз исчезала.

Домашний диспетчер Мэри Чой разбудил ее непрерывным звоном в шесть утра. Она вынырнула из сна, в котором плавала в прибое за Ньюпорт-Бич с матерью и сестрой.

– Иисусе. Что там?

– Надзорный инспектор Д Рив.

– Который час? Уже утро?

– Шесть ноль-ноль, Мэри.

– Давай его. Без видео. – Она села в постели, вскинула руки и потянулась, чтобы кровь прилила к мозгу. Энергично встряхнулась. Перекинула одну ногу через край кровати. До двух ночи она обшаривала лоскуты теневой зоны – безрезультатно; никто из знакомых Голдсмита не видел ни тени этого человека.

– Прошу прощения, инспектор Чой. – Рив и сам выглядел предельно усталым, лицо на визоре было темным, смуглым, под глазами мешки.

– Доброе утро, сэр.

– Вы участвовали в расследовании похищения селекционера Хамсанга Пхунга в начале этого года, не так ли?

– Да, сэр.

– У меня в памяти рабочего стола есть заметка, с вашей просьбой вызвать вас, если мы отследим кого-либо из подозреваемых в том деле.

Она встала и потрясла руками, окончательно просыпаясь.

– Да, сэр.

– У нас в Комплексе вылазка селекционеров. Один из подозреваемых в деле Пхунга может быть там. Вы хотите участвовать? Могу включить вас в группу поддержки нашей операции.

Без колебаний:

– Однозначно, сэр. Я хочу быть там.

Рив сказал, куда ей прибыть. Мэри быстро оделась, порадовавшись, что улучшенная химия тела позволяет ей оставаться бодрой многие часы без сна.

Покинув квартиру, через двадцать три минуты она уже стояла на террасе на северной стороне Канога-Тауэр, чуть касаясь темными узкими пальцами надраенных латунных перил и глядя на Лос-Анджелес с высоты четырехсот метров. По указанию местного СПТ, смотрителя прилегающей к Комплексу территории, она поднялась на уровень, расположенный на двух третях высоты башни. Она наклонилась вперед, и плотная воздушная завеса зашелестела в нескольких дюймах от ее лица, не пропуская прохладный бриз раннего утра. Справа от нее водянисто-серый рассвет замарал туманный горизонт.

Мэри приняла приглашение Рива, просто чтобы быть в курсе хода расследований, связанных с селекционерами. Семь месяцев назад она вышла из группы, ведущей следствие по дела Пхунга; к этому ее вынудили большая рабочая нагрузка и упадок духа.

Ей не нравились эти операции; вылазки селекционеров напоминали погружение в темный кошмар, разделяемый всем обществом. Но если и существовало нечто, сводящее воедино все проблемы, связанные с преступностью, обществом и защитой общественных интересов, то именно деятельность селекционеров. Она не могла, оставаясь честным зои, отказаться от такой возможности.

В ожидании дальнейших указаний от СПТ она сосредоточилась на созерцании города, отгоняя все прочие мысли. Она перешла в состояние боевой готовности всего десять минут назад; она даже не знала, где будет происходить вылазка. Ей откроют это лишь за считаные минуты до ее начала, давая Мэри времени ровно столько, сколько необходимо для знакомства с ее группой.

Ночной Лос-Анджелес был прекрасен. Мэри где-то вычитала, что только молодая цивилизация транжирит свет, излучая его в пустоту. Молодые города Земли до сих пор поступали именно так, все, кроме Комплексов темных башен неправильной формы, очерченных свечением ночного неба. Повернутые под углом зеркала отражали ночь, их края освещались предупреждающими маячками и тускло светящимися красными линиями мейсснеровских стыков. В ближайших лоскутах между Комплексами улицы сияли синим и оранжевым, а дома брызгали белым и голубым, словно там приземлились звезды. Более низкие башни более старых деловых центров заполняли просветы между Комплексами шахматными клетками сверхурочной деятельности.