Проснувшись, Мэри так и не смогла вспомнить необыкновенного лица небесной девы, как ни старалась…

Всю ночь с пятницы на субботу Кристофер Коули провертелся с боку на бок. Не то чтобы его сильно беспокоила боль в плече… Нет, дело было совсем в другом, это он довольно скоро понял. Коули то и дело вставал: сначала открыл окно, чтобы впустить ночную свежесть, но вместо этого комната наполнилась запахами бензина и горячего асфальта, потом выпил залпом стакан холодной воды… Когда же наконец окончательно стало ясно, что обманывать себя нет ровным счетом никакого резона, он уселся в кресло как раз напротив распахнутого настежь окна и призадумался.

Мысль о женщине из парка занозой засела в его мозгу. Хотя какая она, собственно, женщина? Так, одно название. На вид просто школьница с накрашенными губами. И еще этот идиотский парик… Коули, как ни старался, не мог вообразить ее матерью, невзирая на очевиднейшее наличие сына. О чем говорить, если она шляется по ночам черт знает где, и даже уложить спать ребенка вовремя не может?

Впрочем, ему-то какое до этого дело? В свое время он твердо решил, что потомством обзаводиться с его стороны было бы как минимум опрометчиво, и закрыл эту тему раз и навсегда.

Кэтти бросила ему в лицо, что не желает оставаться молодой привлекательной вдовой с ребенком на руках и жить на страховку, положенную за его героическую гибель при исполнении служебного долга. Тогда он ничего не мог поделать. Незлопамятный по натуре, он, однако, так и не смог простить Кэтти дикого ее поступка, продиктованного, по мнению той, единственно здравым смыслом.

Он и по сей день считал это убийством — хладнокровным, заранее спланированным… Десять лет назад он, тридцатилетний, еще мечтал о радостях отцовства, но в этом ему решительным образом было отказано.

Потом Коули не раз спрашивал себя, имел ли право осуждать жену. На том судебном процессе он был един в трех лицах — пострадавший, обвиняемый, обвинитель… Слушание дела растянулось на многие годы, не закончилось оно и по сей день. Только вот Кэтти перестала для него существовать. Раз и навсегда. Он даже не тосковал по ней, когда она, собрав вещи, уехала к родным в Миннесоту… Уходил от него тогда чужой, малознакомый человек, а ведь они целых три года практически не разлучались.

Да стоит ли голову ломать, пытаясь разобраться в женской психологии? Он сыграл один раз в эту игру, сделал крупную ставку и проигрался вчистую. С него довольно. После Кэтти у него были несколько подружек, но ни одну из них он так и не впустил в свою жизнь. Роль пограничной полосы отводилась постели. К слову сказать, подружки не очень-то и стремились покорить сердце немногословного и вечно занятого Кристофера Коули… А с годами пришла уверенность в том, что незамысловатые радости семейной жизни для него заказаны. С каждой очередной операцией по извлечению пули из его потрохов уверенность эта неуклонно крепла. Полно, так ли уж виновна была Кэтти?..

Коули откинулся на спинку кресла, закрыл глаза — и тотчас перед его мысленным взором возникло лицо забавной малышки с янтарными глазами и скорбным очерком губ. Двойственное она производила впечатление — то уверенной в себе деловой особы с твердым характером, то растерянного ребенка, волею случая заброшенного в огромный город. Кто же она на самом деле?

А какая, собственно, разница? Нет заявления потерпевшей — нет и уголовного дела. За день в Нью-Йорке таких случаев — тысячи и тысячи. Ее не убили, не ограбили, не изнасиловали… Все обошлось. Неудивительно, что девочка не горит желанием ввязываться во всю эту бодягу с расследованием…

Кристофер поймал себя на том, что вновь мысленно назвал ее девочкой. Нет, она взрослая женщина, каким бы цыпленком ни выглядела, и уж наверняка способна о себе позаботиться.

А какие доверчивые глазенки у ее малыша! Как легко по ним читать!

Стоп! Что там сказал мальчик, заметив его окровавленное плечо? «Это сделал папа». Ага, вот она, зацепка…

Хотя, что это ему дает? Допустим, был некий папа, который крупно напакостил своему семейству, ну и что с того? Но как же, однако, испугалась эта незнакомка!

Только тут до Коули дошло, что он так и не удосужился узнать имя пострадавшей, и для удобства окрестил ее Крошкой. Сам он таких мелких особ в упор не видел, отдавая предпочтение женщинам более внушительных размеров. Итак, Крошка, скорее всего, была замужем некоторое время. Иначе ребенок не звал бы родителя папой. Словом, стандартная ситуация: двое половозрелых несмышленышей поженившись, состряпали ребенка… Потом все пошло наперекосяк…

Коули снова мысленно похвалил себя за проявленную в свое время осмотрительность. Ведь никто не мог бы поручиться, что он сам, уступив настойчивым просьбам Кэтти уйти из полиции, не превратился бы в раздражительного ублюдка, пьющего виски по утрам и поколачивающего жену… Оставшись полицейским, — а никем другим он, даже предельно напрягая воображение, представить себя не мог, — Коули остался самим собой. Уж таким он уродился, и ничего тут не поделаешь…

Однако имеет смысл все же заснуть, уже около трех ночи. Растянувшись на постели и закрыв глаза, Коули приказал себе ни о чем не думать и расслабиться. Вначале дело шло на лад, но вот вновь перед ним замаячило лицо Крошки. Что за наваждение!

Приходилось признать, что Крошка продемонстрировала завидное мужество и бесстрашие. Другая хлюпала бы носом, умоляя о помощи. А ведь эту малышку к тому же явно некому защитить… Интересно, как она сейчас? Ведь ее как пить дать контузило, пусть легко, но для такой козявки и этого с лихвой хватит.

Тяжело вздохнув, Кристофер уткнулся лицом в подушку. Сон все не шел. Из-под кровати донеслось еле слышное поскуливание. Снайпу, немецкой овчарке-трехлетке, всегда передавалось беспокойство хозяина.

— Спокойно, приятель, — пробормотал Коули. — Давай-ка на боковую…

Уже проваливаясь в сон, Кристофер окончательно решил с утра заглянуть к Крошке на чашку чаю. Ведь вчера он предупредил ее о предстоящем визите, а свои обещания Коули привык выполнять…

Однако на следующий день Кристофер Коули, что называется, поцеловал запертую дверь — дома не оказалось даже няни. Убедив себя, что совесть его чиста, он отправился к приятелю, где засиделся до поздней ночи…

Воскресным утром Мэри разоспалась. Когда она открыла глаза, на часах было уже почти одиннадцать. Из детской доносилось сосредоточенное сопение и тихое жужжание. Проснувшись раньше матери, Джей уже вовсю тешился с игрушечной железной дорогой. Минут пять Мэри пролежала неподвижно, прислушиваясь к себе. Голова не болела, в теле не ощущалось вчерашней тяжести. Неужели одна ночь нормального сна способна творить подобные чудеса?

Встав с постели и накинув короткий шелковый халат, Мэри взглянула на себя в зеркало. Темных теней под глазами почти не было заметно, даже щеки порозовели. Включив музыку, она сделала несколько танцевальных па, но занывшее тотчас колено вынудило ее оставить эту затею. Рассматривая изрядный синяк, Мэри еще раз мысленно обругала лихача-водителя, для которого правила дорожного движения не писаны. Приходилось, однако, признать, что отделалась она малой кровью. Вообще-то ей в последнее время чертовски везет. Вот и в парке ее не избили, не подстрелили… Впрочем, последним она обязана исключительно вмешательству этого Коули.