Девушек в компании было пять. Кроме худенькой Авивы, в съемках сцены были заняты Инна и Карина, которым Миша велел бегать на заднем плане, изображая удирающих в ужасе прохожих. Обе девушки были симпатичными, но ничем не примечательными. Раздолбай мельком посмотрел в их сторону и снова впился взглядом в спины блондинки и брюнетки, сидевших на бревнышке. Желая разглядеть лица девушек, он чувствовал непонятный страх, который объяснял боязнью разочароваться.

«Окажутся страшными, и зачем, спрашивается, я шел в эту компанию?» — говорил он себе, понимая в то же время, что боится чего-то другого.

Словно почувствовав его взгляд, блондинка обернулась и приветливо улыбнулась ему.

«Хорошая улыбка, большая грудь», — не разочаровался Раздолбай и удивился, почему же ему до сих пор страшно.

Заметив движение подруги, обернулась и брюнетка.

«Пропал, погиб!» — сверкнуло в голове Раздолбая.

В ту же секунду он понял, чего боялся: потерять свободу, потерять покой, потерять себя — именно это случилось в момент, когда он увидел лицо девушки и моментально влюбился. Загорелое лицо брюнетки, обрамленное каштановыми локонами, оказалась не просто красивым, а красивым настолько, что Раздолбай словно осыпался. Подобных девушек он видел до этого только в кино или на календаре, предназначенном Хараборкину, и считал их обитательницами мира грез, но никак не реальной жизни. И вот существо из грез материализовалось в нескольких шагах от него, окинуло его равнодушным взглядом зеленых миндалевидных глаз, поджало пухлые губки и отвернулось.

«Пропал, пропал, пропал! — билось в голове Раздолбая в такт галопирующему пульсу. — Она даже не улыбнулась мне!»

Миша закончил снимать сцену, и Яша с Яником повели Раздолбая в гущу компании. По тому, как холодно их встретили и какие колкости обрушил на них Андрей, было понятно, что для друзей Миши они абсолютно чужие. Из гордости Раздолбай не стал бы стремиться растопить лед, но что значила гордость, когда сердце захлопнулось в капкане? Он собрал все свое остроумие, излучал обаяние изо всех сил, и ледяная броня поддалась. Сначала на него обратили внимание, потом посмеялись над его шуткой, потом Миша не поленился рассказать про свой фильм и описал следующую сцену, с которой возникли сложности.

— У нас Диана должна встать ночью с постели в гостинице, выйти на балкон и увидеть на улице вампира. Андрей сегодня ходил в три гостиницы, нигде не разрешили снимать.

— Дом композиторов похож на гостиницу? — осторожно спросил Раздолбай.

— Похож в принципе.

— Так снимайте у меня в номере. Я один живу. Диана — это кто?

— Диана — это я, — пропела-промурлыкала девушка-брюнетка.

«И имя, и голос — с ума сойти!» — отчаянно подумал Раздолбай, чувствуя, что капкан сжимает его сердце еще сильнее.

В Дом композиторов, который все называли «компиками», отправились плотной гурьбой, и Раздолбай на правах принимающего хозяина на время перехватил лидерство. Он шагал рядом с Мишей в центре компании, сыпал шутками и тайком поглядывал в сторону Дианы, пытаясь понять, становится ли она к нему хоть чуть-чуть благосклоннее. Боясь выдать свой интерес, он развлекал всех ради нее одной и разбрызгивал обаяние фонтаном, рассчитывая, что на нее попадут капли, способные зажечь первую симпатию. Капли падали мимо — Диана ни разу не задержала на нем взгляд, ни разу не улыбнулась ему лично.

Администратор пансионата не хотел пускать ораву посторонних, но красноречие Раздолбая пробило и этот заслон. Он стал врать, что Миша снимает фильм для Берлинского фестиваля, который покажут по немецкому телевидению, и немцы, увидев на экранах замечательную Юрмалу, обязательно поддержат стремление латышей ввести у себя визы. Эта околесица околдовала администратора-латыша — он заулыбался, махнул рукой, и вся толпа, кроме Яши и Яника, которые потерялись где-то на полдороге, проследовала к Раздолбаю в номер.

«Она у меня в гостях! — ликовал Раздолбай, когда Диана села на его застеленную кровать. — Я привел ее к себе!»

Он думал, что влюбился до предела, но через минуту разверзлись новые глубины любовной пропасти, и Раздолбай полетел в такую бездну, какой не мог даже вообразить.

— Так, Диана, в чем ты будешь спать? — спросил Миша, пряча собственное смущение за грубоватым напором.

— А что, мы прямо с раздеванием снимать будем? — растерялась Диана.

— Ну, ты просыпаешься, встаешь с постели и выходишь на балкон. Ты в одежде собираешься спать, как после пьянки?

— Я никогда так не напиваюсь. И всегда сплю в маечке или в ночнушке, — объяснила Диана, кокетливо мурлыкая.

— У тебя там есть маечка?

— Маечка у меня «там» есть.

— Ну все! Давай раздевайся, ложись — будем снимать.

— И все будут стоять смотреть?

— Все выйдут, конечно. Кто-то один останется включать музыку. Барсук, давай мафон.

Так как кино снималось примитивными средствами и звук писался микрофоном камеры, надо было, чтобы в момент пробуждения Дианы кто-то включал запись тревожной музыки. Миша выбрал для этой цели Раздолбая, чтобы администратор дома отдыха не придрался вдруг, почему комната используется без хозяина. Все вышли в коридор. В номере остались Раздолбай с магнитофоном, Диана и Миша с камерой.

— Отвернетесь или будете пялиться на мою маечку? — промурлыкала Диана.

Раздолбай отвернулся, но от услышанного шороха его бросило в жар. Он слышал, как Диана раздевалась, как она сбросила с кровати покрывало и забралась в постель. В ЕГО постель!

— После команды «начали» оба считаете про себя до пяти. На счет пять ты просыпаешься и подходишь к балкону, а ты включаешь музыку, — объяснил Миша и взял камеру на изготовку.

Раздолбай с магнитофоном на коленях спрятался за тумбочкой, чтобы не попадать в кадр, но сам при этом видел комнату как на ладони. Миша погасил верхний свет, оставив гореть ночник, и скомандовал «начали».

«Раз, два, три… — начал считать Раздолбай, и ему казалось, что на счет пять его сердце выскочит от восторга. — Пять».

Из включенного магнитофона послышалось шипение, и голос Андрея отчетливо произнес: «Жопа!» В коридоре грянул гомерический хохот.

— Та-ак, Андрей с Барсуком в своем репертуаре, — засмеялся Миша, отматывая испорченный дубль.

Андрей, задыхаясь от смеха и вытирая слезы, вошел в номер и протянул Мише магнитофонную кассету.

— Извини, чувак, не мог удержаться. Вот кассета с музыкой.

— Давайте больше не портить. Без монтажа снимаем, я могу предыдущую сцену стереть. И не шумите за дверью!

— Все, все, чувак, извини… Уйдем на другой этаж.

Снять сцену не могли долго. Каждый раз, когда на счет пять включалась музыка, или Раздолбай, или Диана, или сам Миша начинали давиться хохотом. Несколько раз Диане удавалось встать и дойти до балкона, но в этот момент в музыке звучал самый тревожный пассаж, и он спускал смеховой курок для всех троих. Можно было сказать, что они с этой сценой мучились, но для Раздолбая это были самые приятные минуты в жизни — красивая девушка ходила по его номеру полураздетой, ложилась в его постель, звонко смеялась, встряхивая копну пушистых волос… Он рассматривал ее фигуру, втайне желая найти какой-нибудь изъян, чтобы любовь не растерзала его насмерть, но фигура была безупречной — как у девушек с календарей. Когда съемка закончилась, Раздолбай словно вынырнул из теплого молока и, как ни старался, не мог скрыть огорчения.