class="p1">– Да перестаньте. Уж в чем, в чем, а в молоке я разбираюсь лучше всех. У этого странный вкус. Вы водой его, что ли, разбавляете?

Они признались, что так и поступают – так им удается снизить цену и продавать больше. В итоге мы разговорились, и я рассказала, что приехала в столицу, чтобы найти сестру, Аман.

– А-а, вот почему твое лицо кажется мне таким знакомым!

Я расхохоталась – в детстве я была точной копией Аман. Торговки хорошо знали сестру, потому что она приходила на рынок каждый день. Молочница подозвала своего сынишку и наказала проводить меня к ее дому.

Мы быстро дошли до него по тихим пустым улочкам – стояла полуденная жара, и все жители спрятались по домам, чтобы отдохнуть. Мальчик указал мне пальцем на маленькую хибару, я зашла внутрь и увидела на кровати спящую Аман.

– Варис, ты что здесь делаешь? – спросонья пробормотала она, когда я потрясла ее за руку.

Наконец-то мне было кому рассказать всю историю без утайки! Уж сестра точно поймет, почему в тринадцать лет мне не хотелось идти замуж за старика. Аман же вышла замуж в Могадишо за очень хорошего и спокойного мужчину. Сейчас они ждали первенца – ребенок должен был вот-вот родиться, через месяц. По сестре даже не было заметно, что она беременна – из-за роста (а она была метр девяносто!) она ничуть не поправилась, а просторное африканское платье скрывало живот. Она выглядела очень красивой и величественной – я могла только мечтать о том, чтобы также красиво носить своего ребенка.

Наконец я решилась задать ей самый важный вопрос:

– Аман, прошу, помоги мне. Я не хочу обратно домой. Можно остаться у тебя?

– Значит, ты все-таки сбежала и оставила все на маму… – печально покачала головой она.

Аман, конечно, меня не выгнала и разрешила остаться ровно на столько, сколько нужно. В их доме было две крохотные комнаты, в одной из них поселилась я. Мужа Аман я видела редко – он много работал, уходил рано утром и возвращался поздно вечером. Дома он очень мало разговаривал, я даже сейчас не вспомню, как его звали и чем он занимался.

Аман вскоре родила очаровательную дочку, и я стала помогать с ней нянчиться. Еще я убиралась, стирала и сушила вещи, а также ходила на рынок. Я быстро овладела тонким искусством торговаться, подражая поведению местных. Обычно это было так: матушка выкладывала передо мной товар, например пару помидоров, и называла заломленную цену, за которую можно было бы спокойно купить тройку верблюдов. Тут начиналась игра:

– Ой, ну нет, это слишком много, – отвечала я со скучающим видом.

– Так, ну и за сколько ты предлагаешь мне их тебе отдать?

Наконец-то мне было кому рассказать всю историю без утайки! Уж сестра точно поймет, почему в тринадцать лет мне не хотелось идти замуж за старика.

– Два пятьдесят.

– Да ты что! Да посмотри сама…

Затем я устраивала спектакль – переходила к разговору с соседними торговками, да погромче, чтобы та, первая, все слышала. После возвращалась к ней и вновь начинала торговаться, пока у нас языки не начинала отсыхать.

Аман постоянно упрекала меня в том, что я бросила маму и теперь она работает совсем одна. Любой наш разговор на тему моего бегства заканчивался этим. Я тоже переживала за маму, но не понимала, почему Аман себя-то не винит – она убежала из дома раньше. С тех пор прошло больше пяти лет, но в глазах Аман я так и осталась глупенькой младшей сестренкой – она априори всегда будет умнее меня. Несмотря на внешнее сходство, у нас были абсолютно разные характеры. Но больше всего меня раздражало то, что она постоянно командует мной. Я сбежала от отца точно не ради того, чтобы прислуживать сестре и выполнять ее работу по дому.

И однажды я ушла от нее. Просто вышла утром из дома, никого не предупредив, и зашагала прочь. Тогда я считала, что поступаю правильно: иду строить свою жизнь. Увы, я не знала, что с Аман я больше никогда не увижусь.

7

В столице

Детство моей мамы прошло в столице, в окружении четырех братьев и сестер. В Могадишо у нас было много маминой родни, и пока я жила у Аман, она меня много с кем успела познакомить. Особенно я рада тому, что в Могадишо я познакомилась с бабушкой. Сейчас ей уже глубоко за девяносто, но тогда ей только-только исполнилось семьдесят, и она была очень активной.

Бабуля – типичная «матушка». Она очень волевая, сильная духом женщина, а еще отлично готовит (и знает себе цену). У нее была светлая кожа и очень грубые руки, словно кожа крокодила, – бабушка очень много работала, чтобы прокормить и воспитать детей. Она выросла в арабской стране, не помню уже в какой, и глубоко впитала там мусульманскую веру – бабушка молится пять раз в день, обратив лицо к Мекке, а из дома выходит, только закутавшись с ног до головы в черное покрывало. Я очень часто за это над ней подшучивала: «Бабушка, а тебе хоть видно что-нибудь? А слышно? А дышать можешь?»

Познакомившись с бабушкой, я поняла, откуда у моей мамы такой сильный характер. Мой дедушка, муж бабули, умер очень рано, и поднимать семью ей пришлось в одиночку. В крови этой женщины, несмотря на возраст, бурлила неиссякаемая энергия – мне, молодой резвой девчонке, было до нее очень далеко. Не успевала я проснуться (а будили меня очень рано), как бабушка уже гнала из дома по делам: «Варис, давай шустрей!»

Дом, где мы жили, был далековато от рынка, а за продуктами приходилось ходить каждый день. Мне не очень хотелось тащиться туда пешком по жаре, поэтому каждый раз я пыталась уговорить бабушку подъехать до рынка на автобусе.

– Что? Какой автобус? И не стыдно тебе? Пешочком, Варис, пешочком! То же мне, расхныкалась. Современные дети стали очень избалованными. Я в твоем возрасте знаешь сколько ходила? И не думала даже жаловаться. Чего сидишь? Ты пойдешь со мной?

Вот так заканчивались все мои попытки – на рынок и с рынка мы неизменно ходили пешком. Бабушка была «матушкой» до мозга костей и всегда делала то, что нужно для семьи. После моего отъезда из Могадишо умерла одна из маминых сестер, оставив сиротами девять ребятишек. Всех их воспитала и подняла на ноги бабушка. В городе я также успела познакомиться с одним из маминых братьев – Волдеабом. Как-то я вернулась с рынка и застала его у нас в гостях. Несмотря на то что я никогда прежде его не видела, я сразу поняла, что он родной – дядя был просто копия мамы. И как я узнала чуть позже этим вечером, чувство юмора у него было точно такое же – в детстве они наверняка довели до слез не одного человека.

Переезд от Аман стал для меня радостным событием. В ее доме я постоянно чувствовала себя третьей лишней, было неловко мешать молодоженам устраивать свою семейную жизнь.

Однако, когда я больше не могла жить у Аман, я решила попросить приюта у тети Лул, жены маминого родного брата Саида. Их семья стала одной из первых, кого я навестила в Могадишо. Дядя тогда был на заработках в Саудовской Аравии, и тетя Лул в одиночку управлялась с тремя детьми. Тетю мое появление на пороге ее дома хоть и удивило, но точно не расстроило – думаю, она даже была рада обрести такую помощницу, как я. Переезд