Чудом уместившись, на крохотной сцене стоит рояль. Над блестящим инструментом склонился вихрастый парень. Его руки порхают над клавишами. Рядом, на пятачке у края сцены, контрабасист, такой же упитанный и лоснящийся, как и его инструмент, прикасается толстыми пальцами к толстым струнам. Позади него, едва различимый в полумраке, колдует над барабанами ударник. И вся эта троица небрежно, но с видимым удовольствием исполняет шикарнейшую импровизацию а-ля Рей Чарльз.

На моем лице расплывается улыбка.

– Садись! – отодвигает стул у ближайшего к сцене столика Иван.

Тут же появившийся официант приносит меню.

– Нам, пожалуйста, два кофе. Американо со сливками? – уточняет Иван у меня. Я киваю. – А мне еще сигару.

Позер, усмехаюсь я про себя.

Оглядевшись, я понимаю, что, кроме нас, в зале еще от силы человек пять. Мужчина и женщина средних лет за столиком в углу, еще двое мужчин в солидных костюмах за столиком у входа в зал и какой-то парень у барной стойки, лениво наблюдающий, как бармен по ту сторону протирает бокалы.

– Ты посещаешь подобные никому не известные места? – удивляюсь я.

– Довольно редко, но да, – отвечает Иван. – Вернее, я посещаю только это место. Заведение закрытое, насколько ты поняла. Чужих здесь не бывает.

Он поворачивается и машет музыкантам на сцене. Те, не прекращая играть, кивают ему в ответ, а пианист, продолжая одной рукой выдавать сложные пассажи, второй приподнимает вверх бокал, стоящий тут же, на крышке рояля.

Все происходящее до чертиков похоже на тщательно срежиссированную сцену из какого-нибудь голливудского фильма. Не хватает только певички в блестящем декольтированном платье, которая, улегшись крутым боком на крышку рояля, послала бы главному герою томный воздушный поцелуй.

– Откуда ты их знаешь?

Кажется, Иван уловил проскользнувшую в моем вопросе иронию.

– Не поверишь, но мы познакомились на улице, прошлым летом. Дело было в Неаполе. Эти трое играли на бульваре, а я сидел напротив, в кафе. Рояля у них с собой, правда, не было, был небольшой синтезатор. За то время, пока я съел свой салат, эти чуваки заработали кучу денег! От поклонников у них отбоя не было. Зрители приходили, кажется, со своими раскладными стульями. Разумеется, я тоже кинул им пару купюр – и обалдел, когда мне сказали «Спасибо!» по-русски. Так и познакомились. Пианист – это Вадик, за барабанами Илья, на контрабасе Мишка. Все трое из Москвы, вместе играют еще со времен «Гнесинки», а на лето уезжают в Европу на заработки. Правда, этим летом их никуда не отпустили. Трио очень понравилось одному весьма солидному человеку, хозяину этого бара. Он им предложил хорошие деньги, так что Европа отпала сама собой…

– Подожди, а это не те, кто… – вдруг догадываюсь я.

– Да, это те самые люди, которые пишут мне музыку для сольного проекта. Вот такие ребята! – показывает мне Иван поднятый вверх большой палец. – И оставь уже свой вечный сарказм. Неужели ты не можешь просто расслабиться и послушать музыку?

– Могу, – смеюсь я.

– Вот и молодец. Лично я, если мне надо отключить мозги или, наоборот, что-то обдумать, еду сюда. Ребята играют по средам, пятницам и в выходные.

– Женщин ты тоже сюда водишь? – почему-то спрашиваю я.

– Женщин? – Иван как-то странно улыбается и надолго умолкает. – Женщин не вожу. Кроме одной. Но ее со мной уже нет, так что, считай, у меня тут мужской клуб.

Официант приносит нам кофе, Ивану – сигару на блюде, небольшую гильотинку и сигарные спички, а мне – пару крохотных эклеров.

– Комплимент от заведения, – кивает официант.

Пока Иван раскуривает сигару, я смотрю на сцену. У меня создается впечатление, что эти трое на сцене играют так же легко и естественно, как дышат.

– Когда я притащил свой первый трек на радио, мне сказали, что это – неформат. Понимаешь? – машет в сторону сцены сигарой Иван. – Неформат. Живые инструменты и настоящая музыка в этой стране – неформат. Потом, разумеется, народ схавал, но поначалу… Меня хвалили за новаторство и разворачивали, намекая, что джаз, блюз и качественный соул – кушанье слишком экзотическое для российских желудков. Народу, типа, что-нибудь попроще подавай. Макароны с сосисками. Пришлось мне, в итоге, заново пересвести все в студии, добавить кача, кое-что упростить. Так и живем, как видишь…

Еще какое-то время мы молча слушаем музыку.

– Ну что, ты придумала? – неожиданно спрашивает Иван, уже изрядно измочалив свою сигару.

– Что?

– По поводу книги – придумала начало? Есть какие-то черновики, наброски?

Ох, как я боялась этого разговора…

– Э… Так, пока все только в голове…

– Ясно… – в голосе Ивана я слышу разочарование.

Черт, но я ведь не обещала ему написать книгу! Он сам мне предложил совместное творчество. Если уж смотреть правде в глаза, он и сам не представляет, о чем писать. Просто все пишут книги, вот и ему захотелось!

Я хочу сказать ему что-то колкое, но останавливаюсь. У меня совершенно нет права ему хамить. Даже если забыть о том, что меня вроде как наняли написать текст, и я обязана соблюдать субординацию. Иван – отличный парень. Я, конечно, совершенно его не знаю, но… Разумеется, я хреново разбираюсь в людях, но он вроде бы не похож на пластиковых персонажей из того мира, в котором ему очень хочется пробиться. И, чего уж греха таить, я начала ему искренне симпатизировать.

Тем тяжелее мне будет произнести слова, которые уже неделю вертятся на языке.

Чтобы хоть как-то собраться с мыслями, я проглатываю эклер и запиваю его кофе.

12

Как это правильно сформулировать? «Я не хочу писать для тебя книгу»? Нет… «Я не могу писать для тебя книгу». Полный отстой! Я словно собираюсь сообщить парню, что не желаю выходить за него замуж… «Я не знаю, как пишутся книги». Неплохой вариант. Типа, это не его вина, дело во мне… Ох, блин. Великий и могучий русский язык как-то плохо помогает мне составить одно простое, но правильное предложение.

Иван смотрит на меня выжидающе. Вертит в руках дымящуюся сигару, вдыхает тяжелый дым, едва заметно кивает в такт музыке.

– По поводу книги… Давно хотела тебе сказать… Слушай, я просто не знаю, за что зацепиться. С чего начать… – осторожно произношу я.

– Иными словами, ты просто не видишь ничего интересного, – договаривает за меня Иван.

– Э… Ну… Понимаешь, дело не в том, интересное или нет, дело в том, что я… Что просто я никогда не писала книг.

Иван молчит. Кажется, даже музыка стала тише, словно люди на сцене прислушались к нашей беседе.

– И никаких перспектив? – спрашивает он, глядя, как дымится сигара в его руке.

Такое ощущение, что я только что выдала ему смертельный диагноз.