В моем воображении из разверстой раны текла темная и густая, как смола, кровь. Руки шарили по груди, тщась выдернуть кинжал, а в глазах метался ужас и стыд. О, Бодуэн Скальгерд непременно умрет, но сперва увидит свой дом в руинах, королевский род угасшим, а всех, кого любит, отбывшими в Скорбные Чертоги. Если такие, как он, вообще способны любить.

Ещё в моих мечтах у него был сын, гордость и надежда отца: красивый золотоволосый сероглазый малыш, которому я перережу глотку у него на глазах, потому что нет ничего больнее, чем терять тех, в ком течет твоя кровь. А регент должен страдать стократ сильнее, чем страдала я. Из-за него прежняя Лора умерла семь лет назад, сошла с ума от горя, и вместо неё на свет появилась новая, та, в чьих жилах — ненависть, а в душе вечная ночь. С того дня прежний мир раскололся на два: первый тесен, в нем есть место только для меня и Людо, а второй населен всеми остальными людьми, считающими нас с братом проклятыми выродками. А когда люди во что-то верят, их нельзя разочаровывать.

Как во сне, мои ноги поднимаются по ступеням, руки машинально придерживают подол, то и дело выскальзывающий из потных пальцев. Кажется, я кому-то что-то отвечаю, возвращаю приветствия, и мой голос звучит на удивление спокойно.

— Не пялься на него так, — шипит Людо, и я с трудом перевожу взгляд на короля.

Годфрик, как и обещал его дядя, вырос, ещё сильнее вытянулся, но отнюдь не возмужал. В нем по-прежнему не чувствуется силы. Лицо такое же равнодушное и безжизненное, и красота невесты не возбуждает огня в глазах. Гладкие красные волосы разделены на пробор и висят сосульками ниже плеч. Золотой обруч короны смотрится на них тусклой железкой. Есть злая ирония в том, что я куплена на ложе человека, некогда притворявшегося моим женихом…

Её высочество леди Бланка, как я уже сказала, смазлива. Волосы цвета оранжевых полевых цветов обрамляют мягкими локонами лоб и виски и спускаются до талии, кожа припорошена золотистыми веснушками. Не похожа ни на дядю, ни на брата. Гордо вздергивает подбородок, но в карих глазах — затаенная робость, и пальцы нервно комкают подол. Когда Людо подходит ближе, смотрит на него, приоткрыв рот…

Тут я вспомнила о юноше, стоявшем чуть позади Бодуэна, и впилась в него оценивающим взглядом. Сын? Нет… слишком взрослый для сына, лет двадцати. На брата, племянника и вообще родственника не похож, черты совсем другие, да и волосы не рыжие… Кем же он им приходится, раз встречает высоких гостей вместе с королевской семьей? Добротный, но без богатой отделки костюм и манера держаться чуть позади Бодуэна указывают на нечто вроде личного секретаря или помощника, и мой интерес к нему угасает.

Ступени заканчиваются, и над головой проплывает тимпан, украшенный вложенными друг в друга арками, создающими иллюзию нескончаемости. По бокам от входа установлены колонны, из которых лезут волчьи гончии. Пасти оскалены, мускулы напряжены, тела готовятся к прыжку. Кажется, ещё немного, и мрамор лопнет, рассыплется в прах под напором их неукротимой ярости, выпуская псов на волю.

На пороге мы останавливаемся, чтобы пропустить сперва леди Йосу, идущую рука об руку с Годфриком, и остальных членов королевской семьи. Давешний юноша оказывается рядом, предлагая сопровождение. Голос такой же располагающий, как внешность, но без железных ноток, отличающих сильных духом людей.

Помощь? Да, благодарю. И мне приятно знакомство…

Я забываю его имя, едва оно произнесено. Он что-то говорит… достаточно просто кивать в ответ. Мой взгляд непроизвольно возвращается к рослой фигуре в упелянде. Если протяну руку, смогу коснуться его… Мне этого нестерпимо хочется — просто чтобы убедиться, что он не очередной сон, коих посетили меня за последние годы тысячи. Но я одергиваю себя в последний момент. Осталось совсем чуть-чуть, надо набраться терпения. А ближе к развязке оно, как назло, всегда истощается.

Я оглядываюсь на Людо, и в его лице такое же нетерпение, но и предостережение: торопиться нельзя, только не в этом деле…

Мной владеет чувство сродни тому, какое испытываешь, отпуская на волю бабочку или устанавливая последний элемент на вершину карточного домика: одно неловкое движение, и вся конструкция рассыплется.

Я поворачиваюсь к своему спутнику и, не в силах сдержать возбужденной радости, улыбаюсь. Наверное, он принимает это на счет своих слов, потому что улыбается в ответ и что-то поясняет.

На миг прикрыв глаза, я представляю на месте неприступного замка изъеденный плесенью остов, постепенно затягиваемый болотом, в которое превратилось озеро; заброшенный док с гниющими галерами, чахнущий высохший лес и легендарное чудище, выползшее из глубин и издыхающее на берегу белым червем. А среди обломков плавают, раскинув руки и незряче уставившись в небо, три рыжеволосые фигуры, одна ещё и с кинжалом в груди. Их пряди, расправившись неводом, мешаются и запутываются в водорослях.

И когда это случится, когда все до единого Скальгерды сойдут в чертоги Скорбного Жнеца, а наследие их окажется предано забвению, я буду знать, что отец смотрит на нас с Людо с небес и улыбается.

Согласно плану, я не пошла на следующий день в часовню на брачный обряд. В пути мы с леди Йосой условились, как все лучше устроить, и я действовала строго по намеченному. Утром пришла в её покои и застала там с дюжину фрейлин — все девушки благородных кровей. Ещё примерно столько же пришло в следующие четверть часа, пока её светлость принимала ванну с ароматическими травами и маслами за ширмой, куда имели доступ только две служанки. Едва она вышла, распаренная и благоухающая, как оказалась в плотном кольце фрейлин. Каждая тянула на себя, желая выслужиться: сразу две взялись расчесывать мокрые волосы, три бросились к лежащей на кровати камизе, едва не порвав её, ещё три боролись за право втереть в тело госпожи смягчающую мазь.

— Леди Лорелея, что с вами?

Даже я решила бы, что беспокойство в ее голосе неподдельное.

— Женские недомогания, ваше величество, — ответила я заученную реплику и потупила взор.

— Вы вся зеленая, ступайте к себе.

Я вскинула глаза в деланном испуге, чувствуя, что актерка из меня некудышная. Хорошо хоть бледность, как и румянец, умею напускать на себя мастерски.

— Нет, прошу! Я должна быть сейчас с вами… Не тратьте на меня мысли в этот час.

Язык еле ворочался, выталкивая чуждые моему характеру и чувствам слова, хотя я несколько раз повторила их вслух, прежде чем выйти из своей комнаты.

— У меня хватает помощниц, — она обвела рукой ораву высокородных прислужниц, — справятся и без вас. Не хватало ещё, чтобы вы грохнулись во время речи священнослужителя и все испортили.

Послышалось сдавленное хихиканье.

— Простите, ваше величество.

Я отступила, не поворачиваясь спиной, и она сделала нетерпеливый жест.

— Всё, идите. А вы, леди Жанна, — повернулась она к розовощекой шатенке с жемчужной ниткой в волосах — надо же, уже различает фрейлин по именам, — проследите, чтобы леди Лорелее принесли тертых отростков горлеца.