— Довольно! — Один поднялся. — Не стану отрицать, многих жён и девиц познал я помимо Фригг, но такого…

— Ас воронов, — неприятно рассмеялся бог огня, — сделав первый шаг, уже нельзя останавливаться. Я сделал то, что должен был сделать. Как ты сам частенько говаривал, «Чтобы жил Асгард!»… И я узнал, о ты, направляющий бег Гунгнира, я воистину узнал. Впрочем, первый шаг ты сделал и сам. Как я уже сказал, догадаться было нетрудно. Для этого не требовалось бы даже оставлять свой глаз в залоге у Мимира.

— Зубоскалишь, — не глядя на Локи, бросил хозяин Асгарда. — Да, семь рун, семь врагов, семь добавленных значков. Тебе ведомо больше?

— Ведомо. Ас воронов, гримтурсены смогли разглядеть угрозу раньше нас и в больших подробностях. Хексы, троллквинны, ведьмы — они зрят дальше, чем нам казалось, Отец Богов.

На сей раз Локи говорил «мы» и «нам».

— В схватках с нами им это не слишком помогло, — заметил Старый Хрофт.

— Не слишком, — согласился Локи. — Но на сей раз, боюсь, речь шла о вещах более глубоких, чем просто война. В конце концов, мы по большей части сражались с великанами, не великаншами.

— С ними тоже, хотя ты прав, немного. Ну так что же дальше? Удержи своё красноречие, Локи, и скажи, что тебе открыто!

Бог огня вздохнул. На него это совсем не походило — дерзкий, злой на язык, неунывающий, сейчас он стоял, поникнув головой и не отрывая взгляда от вычерченных на досках руниров.

— Ты прав, Отец Дружин, добавления к рунам означают явившихся к нам неведомых. Из этих семерых, четверо — мужи и трое — жёны, одна из которых ещё совсем юна.

— Но этих знаков всего пять! «Одаль» не изменён совсем, и пустая руна осталась пустой тоже!

— Пятеро из явившихся несут изменения. Одна — рождена защищать. И ещё один… или одна, моя мать не знает, кто именно — воплощает в себе начало и конец.

— Открыты ли Лаувейе их имена? Истинные имена или хотя бы прозвания?

Бог огня покачал головой.

— Открыты. Но она не желала об этом вести речь, несмотря на все мои старания. Но руны, как тебе ведомо, Ас воронов, не копьё и не молот, они не «разят» молниеносно.

— Власть. Добрые вести. Горе или злая судьба. Путь мёртвых. Война. А ещё «наследственная земля» и пустая руна, начало и конец, всеобщность божественности. Как это истолковать, хитроумный?

— Не спрашивай о толковании руниров, когда рядом с тобой — Один. Ты резал самые первые из них, ты давал им имена, Ас Вранов, так кому ж, как не тебе, истолковать полученное? Кому, как не тебе, взглянуть на добавленное великанами?

— Бежишь, Локи. Да, огонь стремителен, но помни…

— О, великий Ас, но если ты, могущественный и всезнающий, пожертвовавший ради мудрости собственным глазом, отказываешься изречь слово, что могу сделать я, кто даже не родня тебе по крови?

— Моё слово будет сказано. Скажи сперва своё. Позволь рунам зазвучать в тебе, пусть огонь, твоя стихия, поглотит их, спалит их сущность, чтобы ты смог познать её. Начни говорить, Локи, бог пламени. Ты не ас и не ван, ты отец Змее и Волку, но во многом ты куда больше бог, чем многие обитатели Асгарда.

Локи долго молчал, избегая взгляда Отца Дружин. Пальцы бога огня тискали рукоять грубо выкованного кинжала.

— Твоя речь, могучий Один, стоит дорого. Не скрою, мне приятны твои слова. Но не хочу хвалиться, будто готов состязаться с тобой в мудрости. Меня часто прозывают безрассудным и теряющим чувство меры — подобно лесному пожару. Но одно я, Локи, сын Лаувейи, знаю точно: не тягайся в знании рун с Одином, Отцом Богов. Так учила меня мать.

— А чему учил тебя твой отец?

За спиной бога огня взвился словно плащ, сотканный из прозрачного пламени.

— Зачем ты задаёшь вопросы эти, Ас воронов? Ты знаешь, что я бежал от гнева отца моего, Фарбаути, заподозрившего мою мать в неверности, в том, что я, отличаясь от братьев моих Бюллейста и Хелблинди, порождён от семени аса, не турса. Когда мы смешали кровь, могучий Один, отец богов, когда поклялся ты, что не пригубишь хмельного мёда, коль тогда же не поднесут рога и мне — тогда ответил тебе я, рассказал обо всём. Для чего ж повторяешь?

— Руны великанов изменены твоей матерью, Локи? Или кем-то ещё?

Тот вновь замолчал, глядя в пол.

— Ты не можешь решиться, сын Лаувейи? Вспомни, когда мы смешали кровь, ты мне стал младшим братом. Им ты и останешься, Локи, до самого часа Рагнаради.

— Беспощадна судьба, — мрачно промолвил бог огня. — Но я не колеблюсь, старший мой, названый брат. Многое выдала мать мне, когда сжимал я её в объятиях, приняв чуждый облик… — Локи содрогнулся.

— Я понимаю, — кивнул Отец Дружин. — Хоть менять тела тебе и не в диковинку, и даже оборачиваться кобылой, но вот так, с матерью… хоть и под личиной…

— Нет, не Лаувейей придуманы руны, — Локи глядел прямо, со злой гордостью. — Три из семи во сне увидала она сама, по две — пара других троллквинн.

— Увидали во сне… узнать бы ещё, кто наслал сновидение.

Локи развёл руками.

— Прости, — Один положил руку на плечо богу огня. — Огромно свершённое тобой для Асгарда. На завтрашнем пиру все станут прославлять твоё имя. И, конечно, никто не узнает, как добыл ты известия.

— Всё равно станут браниться, — криво ухмыльнулся Локи.

— Не стоило наносить обид столь многим, — нахмурился Отец Дружин. — Зачем соблазнил ты бедняжку Сиф?

— Сожалею об этом, — отвернулся Локи, — но рыжебородого гордеца Тора следовало проучить.

Один лишь досадливо покачал головой.

— Нрав твой, Локи…

— Я знаю. Вёльва не оставила сомнений. Мне суждено погубить Асгард и множество асов с асиньями. Когда я остаюсь один, Отец Дружин, меня охватывает чёрный ужас, недостойный моих сил. Много ссор случалось у меня с асами, многих асиньий любил я, и они любили меня, помимо собственных мужей… но стать причиной всеобщей гибели — нет, этого я не хотел. Но, видать, отцово проклятие меня настигло, и семя моё породило не прекрасную Фрейю или кроткую Идун, а кошмарных чудовищ. Ты счастлив сынами, великий Один, счастлив и дочерями, я же… — и Локи, вечный насмешник Локи, лишь печально отвернулся. — Но не говори никому, о чём мы толковали здесь. Мы нашли ключ к семи рунам, выложенным гримтурсенами на льду, но ты не слыхал, для чего они это сделали.

— Ты узнал и это? Локи, Локи, младший брат мой…

— Ничего, — вновь кривая усмешка. — Я успею натворить таких дел, что ты не поколеблешься, когда станешь карать меня.

— Так для чего же выложены руниры? — Старый Хрофт не смог смотреть в глаза богу огня.

— Моя мать надеется — во всяком случае, так говорила она мне, пребывавшему в облике гримтурсена, — что хексы скуют пришлецов рунными знаками, что «сильнее богов». Скуют и подчинят своей воле. После чего возьмут верх над асами. Приговор судьбы будет исполнен.