– Ну? Видишь? По две сотни на брата! Поди плохо? Жалованье за пару лет, к тому же без вычетов. С такими деньгами умный человек сумеет далеко пойти. Итак, что скажешь?

Помрачневший пехотинец уже понимал, что выбор невелик.

– Ладно, по рукам. Отсыпай золотишко, и разбегаемся.

Актуарий замотал головой.

– Прямо сейчас у меня всего-то сотня-другая. Остальное придется занять у… неважно. Оставь мне вещицу, а уж я позабочусь, чтобы с тобой расчет был сполна.

Тунгр ошеломленно вытаращился.

– Ага, так я тебе и сказал, как меня зовут и где искать. – Он сунул гривну под плащ и развернулся на выход. – Приду завтрашней ночью, так что готовь монеты. Вздумаешь тянуть, цена удвоится. За мой риск, раз уж приходится вещицу для тебя придержать.

Он поднырнул под входной полог и скрылся в ночи, опасливо петляя по лагерю. Интендант же, убедившись, что пехотинца не видно, расплылся в ухмылке от уха до уха и потянулся за плащом.

Отослав примипилов с приказом готовить когорты к завтрашнему походу на север, Скавр расправил затекшие конечности и, откинув завесу в дверном проеме, позвал Арминия:

– Заходи, мой друг, тебе тоже не помешает отдых. Завтра снова в дорогу, и ты мне нужен для ратных дел. Так, постой… Где у нас Первая когорта расположилась?

Не двинувшись с места, могучий германец скрестил на груди исполосованные рубцами руки и подарил своему трибуну неодобрительный взгляд.

– И ты еще хочешь, чтобы я ложился спать? На себя посмотри.

Скавр недоуменно вздернул бровь, затем вдохнул побольше воздуха, собираясь хорошенько отчитать ординарца, но захлопнул рот, когда великан наклонился, чтобы негромко добавить:

– Помнишь тот день, когда ты меня полонил? Когда Тунараз – разрази его самого гром! – бросил с облаков не только свой взгляд, но и несколько молний, даровавших тебе победу в момент неминуемого поражения, а моему народу – позор и рабство? Я тогда говорил и сейчас повторю, что буду сражаться и даже готов умереть за тебя, готов почитать твоего Митру, – но не жди, что я буду скрывать мое мнение. Так вот, я считаю, что тебе надо отоспаться и что совершенно ни к чему принимать личное участие в подготовке войск к боевым действиям, тем более нынешней ночью.

Ответ трибуна был столь же спокойным, однако ничуть не менее твердым:

– Арминий, есть один человек, которому требуется моя помощь.

Германец покачал головой:

– Нет. Ты олицетворяешь собой власть, а центурион Корв никогда и ни за что не склонится перед властями, пока на него смотрит голова лучшего друга. Предоставь мальчишку мне, а сам ложись. Если моя задумка не удастся, одному Митре известно, к каким средствам придется прибегнуть…

Скавр устало кивнул, дружески – чуть ли не ласково – похлопал великана по плечу, затем отвернулся и задернул за собой входной полог. Арминий еще пару минут молча глядел на тканую завесу, после чего решительным шагом направился в сторону расположения Первой когорты. В районе первого сторожевого поста ему навстречу вышли двое легионеров со вскинутыми копьями, чьи наконечники глянцево отсвечивали под факелами.

– Стой! Пароль!

Германец хохотнул и шагнул вперед, чуть ли не упираясь кольчужной рубахой в острия копий.

– Да вы что, уроды, совсем спятили? Какой еще пароль? Я битый час простоял в дозоре у шатра трибуна, и мне недосуг играть в ваши игры. А теперь прочь с дороги, или я отниму копья и засажу их вам, куда солнце не заглядывает.

Пехотинцы нерешительно переглянулись, однако их дальнейшим раздумьям помешал Юлий, который уже торопился навести порядок:

– Так, быстренько его пропустили. Он все равно слишком туп, чтобы запоминать пароли.

Арминий шагнул навстречу, обмениваясь крепким рукопожатием с местным центурионом.

– А-а, Юлий! Рад, что ты выбрался в целости и сохранности из сегодняшней заварушки.

Сотник показал ему длинный, хотя и неглубокий, свежезатянувшийся рубец в мясистом предплечье.

– Не в такой уж и целости. Новое пополнение моей коллекции шрамов. Если так пойдет дело, я и тебя обгоню. Ну а синеносый, который осмелился меня поцарапать, сейчас размышляет о собственной участи на шпиле моей палатки. По крайней мере, этим занята его башка… Итак, чем мы обязаны столь высокому, но припозднившемуся визиту?

Германец поморщился.

– Говорят, у вас тут один офицер засел в собственной палатке и напрочь отказывается выходить: дескать, нельзя мне, а то еще кто-нибудь погибнет. Что, есть такое?

Юлий перестал улыбаться.

– Есть… Я уже пробовал его урезонить, так он мне чуть котелок не снес. Надо что-то придумать, а то ведь с рассветом в поход. Что ж его, позади оставлять прикажешь?

Арминий с мудрым видом покивал.

– Ладно, я сам им займусь.

Юлий усталым взглядом проводил широкую спину германца, пока тот шел по дорожке между палатками, затем обернулся к дозорным и презрительно фыркнул.

– На случай, если появится еще один умник без пароля, но с громким голосом, следуйте золотому правилу. Когда сомневаешься, работай сначала копьем, а уже потом языком. И вы еще называете себя легионерами?..

Нужного ему человека Арминий нашел без особого труда. В то время как тунгры разбивали свои палатки вдоль прямых линий, навесы и шалаши их вотадинских союзников скучились тесным кольцом вокруг шатра предводителя. Германец не стал пересекать невидимую, но недвусмысленную границу, а предпочел крикнуть командным голосом:

– Мартос!

Через пару секунд из шатра выглянул варвар, в котором Арминий признал одного из телохранителей вотадинского князя. Ратник неторопливо приблизился, не сводя с германца спокойного взгляда. Большие пальцы его рук были заткнутны за пояс, в непосредственной близости от пары боевых ножей.

– Ты почему выкликаешь нашего воеводу так, словно он, а не ты оказался у латинян в рабстве? Почему не выказываешь уважения князю, предводителю свободных людей?

Германец мрачно усмехнулся и упер руки в боки, самоуверенно выпятив грудь.

– Когда-то, может, вы и были свободными. Но после предательства, которое устроил Кальг, вы все до единого столь же покорны Риму, как и я. Ну да что с тобой лясы точить, ты сам-то кто такой? Иди теперь и скажи своему хозяину, что мне надобна его помощь. Это насчет центуриона Корва.

Несколько долгих мгновений вотадин не сводил с Арминия жесткого взгляда, затем развернулся и скрылся среди множества шалашей. Еще через некоторое время из своего шатра появился Мартос. Пока германец пробирался к князю, тот разглядывал сияющие искры в угольно-черном небе, полной грудью вдыхая холодный ночной воздух. Подойдя ближе, Арминий встал напротив, и воевода повел свою речь, не отрывая взгляда от звездных россыпей.