сибирские знаменитости, как Галина Чарская, Зброжек-Пашковская, Ниночка Болдырева, Родошанский, Адамов и, наконец, фактический директор – дирижер Кулаковский.

В середине сезона я танцевала уже соло в оперетте «Гейша». Когда спустя некоторое время поставили «Цыганского барона», Аригони сказала:

– В этом спектакле ты, Яня, будешь танцевать цыганенка с о л е (так она произносила слово «соло»).

На мой вопрос, когда же поставят танец, ведь завтра премьера, мадам ответила:

– Не маленькая! Сама поставишь свое соле!

Осенью 1923 года мы получили сразу два приглашения гастролировать: в октябре – в новосибирском цирке, а в ноябре – на полгода в Петроград. Наконец-то сбылась моя мечта – мы будем работать в Питере! Жаль, что уже без папы…

На семейном совете было решено: Павлуша, три партнера, Эля и я едут в Новосибирск с полетом «Шесть чертей», остальные вместе с дедушкой и, конечно, с Орликом – прямо в Петроград.

Первая гастроль без папы. Как-то все пройдет? Но неожиданно для всех наши гастроли в Новосибирске имели большой успех. Окрыленные, мы едем в Петроград, совершенно успокоившиеся и уверенные в своей судьбе.

…Поезд пришел в шесть часов, а в восемь мы были уже на представлении. Цирк нас очаровал – арена была большой и светлой. Ложи и кресла обиты вишневым плюшем, на барьере дорогие ковры и дорожка. Возглавляли цирк музыкальные эксцентрики Мишель и Гринье (муж и жена).

Ночью Павлуша с партнерами подготавливали все к завтрашнему полету, а мы с Элей спали. Утром мы с ней отправились бродить по Петрограду. Мы так увлеклись городом, что чуть не забыли о вечернем представлении, но все-таки к семи часам успели в цирк.

Первый номер – джигитовка в исполнении Эли. Оркестр заиграл лезгинку, занавес раздвинулся, и показался Орлик, а на нем Эля в черкеске с газырями, в папахе и с ружьем на спине. Орлик стрелой долетел до манежа и вдруг, споткнувшись, упал вместе с джигитом. Цирк ахнул – это очень плохая примета, так считают все цирковые артисты.

Но конь тотчас вскочил, и номер начался. После двух трюков Орлик снова споткнулся, и Эля вылетела из седла. Поднявшись, конь пробежал один круг, перепрыгнул через нее и только после второго круга, когда «джигит» был уже на ногах, резко остановился. Эля вскочила в седло и закончила номер уже без приключений.

Хотя публика проводила сестру бурными аплодисментами, настроение наше упало до нуля.

Во втором отделении выступало «Музыкальное трио Жеймо»: мама, Павлуша и вместо папы – партнер по полету Шура Габипи. В Уфе все репетиции трио проходили отлично, Шура, абсолютно не знающий нот, обладал, к счастью, прекрасным слухом и великолепно играл на мандолине. Это был высокий, стройный мальчик семнадцати лет. Все папины костюмы были сшиты как будто на него. Работать в музыкальном номере Шура согласился только ради того, чтобы у мамы тоже был номер: у каждого из нас было по два номера, а у нее – ни одного.

И вот «Музыкальное трио Жеймо» на арене. Мы с Элей смотрим из верхней ложи. Первая реприза и – о ужас! Шуру абсолютно не слышно – только голоса мамы и Павлуши. Шура, не боящийся крутить сальто под куполом цирка, молча шевелил губами. От страха у него пропал голос. Чтобы отвлечь зрителей, Павлуша гонялся за своим клоунским ботинком невероятной величины. Судя по аплодисментам, публика ничего не заметила, но мы-то знали – это провал.

Отделение третье – полет «Шесть чертей». Мы вышли в черных плащах на красной подкладке, на головах – маленькие бархатные рожки. Поклонившись, мы сбросили плащи и полезли под купол. Наверху я нагнулась, чтобы посмотреть, как выглядит арена с высоты, и обмерла. Если бы минуту назад я не бежала по сетке, чтобы потом по лесенке забраться на трапецию, то подумала бы, что сетку забыли повесить – на фоне опилок ее совсем не было видно. Ощущение не из приятных, но я должна была работать…

Номер начался. Ап! Первым летит Шура, делает в воздухе пируэт, протягивает руки к ловитору, но… ловитор (Павлуша), не поймав его, отлетает, и Шура падает в сетку. Это невероятно! Павлуша, один из наших лучших акробатов, всегда мог поймать гимнаста, что же произошло? Пока Шура поднимается по лесенке на мостик, Эля и я спасаем положение – начинаем, не дождавшись своей очереди, работать на трапециях, висящих друг против друга. Трюки мы выполняем синхронно.

Следующим летит наш партнер Коля. Крутит заднее сальто и… не долетев до ловитора, тоже падает в сетку. Коля взбирается на мостик, а мы опять делаем внеочередную программу. Наконец, третий полетчик, Василий. Заднее сальто. Результат тот же – лежит в сетке. Полный провал.

Мы не понимаем, почему Павлуша не смог никого поймать. Сигнал к началу полета он подает правильно, как же гимнасты не могут долететь до него? В чем причина? После третьего неудавшегося трюка Павлуша командует всем – прыгать в сетку. Продолжать номер бессмысленно.

Слышу, Эля кричит мне: «Ап! Ап!» – отвечаю ей:

– Ты старшая, ты первая и лети.

Эля близорука, она, бедняга, вообще ничего не видит, но, недолго думая, не дождавшись меня, падает в сетку. Сердце мое почему-то не на месте. Все ждут, а я, не видя сетки, попросту боюсь лететь. Павлуша громко командует: «Ап!» – я поднимаю ноги и, закрыв глаза, выпускаю трапецию. И вот я в желанной сетке, жива и невредима.

Почему провалился номер? После представления все разошлись по домам, а Павлуша с партнерами вновь полезли под купол цирка, чтобы проверять аппаратуру. Оказалось, что после бессонной ночи Павлуша, вешая реквизит, на несколько сантиметров ошибся в расчете, всего на несколько сантиметров, но они решили все. Ночь напролет бедняги опять не спали, чтобы выровнять аппаратуру и потом уже работать нормально. Так прошло первое, долгожданное выступление в петроградском цирке.

Гринье, балетмейстер цирка, понимая наше состояние, тут же предложила мне и Эле прийти к ней и попробовать соло в балете – краковяк и мазурку, которые уже шли в цирке.

Жила она неподалеку, на Фонтанке, семья ее нам очень понравилась. О нашем провале не было сказано ни слова. Тамара, тринадцатилетняя дочь Мишеля и Гринье, сначала поиграла на рояле свои сочинения, а потом хозяйка дома предложила нам порепетировать тут же, в столовой. Быстро отодвинув стол и стулья, мы приступили к работе. Через полтора часа танец был готов. Гринье поразила наша невероятная память. Мы могли бы сразу танцевать на представлении, но она сказала, что нужно сначала попробовать вместе со всем балетом. Ей все-таки не верилось, что мы твердо запомнили танец. Но сезон в оперетке научил нас схватывать все с одной репетиции.