Августинка вдруг замолчала резко. Ее слегка розовая кожа лица побледнела, в глазах отразился ужас и обреченность, словно она заглянула в лицо призрака И действительно аскетические черты лица человека, одетого в темное, который возник позади моей кровати, были довольно близки представлениям о потустороннем существе.

Я уже с прошлого вечера знал, когда увидел на Гревской площади этого серьезного скрытного человека, что это отец Клод Фролло, архидьякон собора Парижской Богоматери. Было невозможно сказать, как много он услышал из нашего разговора. Его глаза холодно глядели из запавших глазниц, а черты лица оставались неподвижными, словно окаменевшими.

— Простите, если я прервал вас, сестра Виктория, — сказал Клод Фролло голосом, который заставлял пожалеть о всяких чувствах, даже о сожалении. — Но я ищу пациента по имени Арман Сове, мне сказали, что вы взяли его под свою опеку.

Августинка проглотила слюну и кивнула, но ее дрожащие губы не произнесли ни слова. Мне показалось, что она чувствовала более чем просто неудобство из-за того, что должна была неодобрительно высказываться об архидьяконе. Я совершенно ничего не понимал, но она производила впечатление очень напуганной — как маленький ребенок, который холодной зимой неожиданно повстречался забредшему в город волку. Возможно, он оказывал на монахиню такое впечатление оттого, что был человеком литеры «G», считающимся таинственным и непростым, иногда внешне открытым, а порой — без особого повода замкнутым. И он наклонился вперед, как если бы кто-то оказался у него на крючке.

— Арман Сове — это я, — сказал я с надеждой, что меня не отправят за это к палачу.

Едва различимо по лицу Фролло похожему на маску скользнуло подобие улыбки:

— Очень хорошо, месье Сове. Вы опытный переписчик и писарь из Сабле, и ищете новое место?

— Это так, — ответил я сбитый с толку. — Но откуда Вам это известно, монсеньор?

— Ваш друг передал мне это через одного дьякона.

— Мой друг? Что-то вроде нищего?

— Он самый.

— Вы случайно не знаете его имя, отец Фролло?

Глаза Фролло сузились от удивления, что я спрашиваю имя собственного друга. Я совершил ошибку? Но архидьякон ответил совершенно спокойно:

— Насколько я знаю, он назвался Коленом.

— Колен! — ахнул я. — Это такой тощий парень с бородой?

— Я бы описал его так же.

Вероятно, это было утро сюрпризов. Напрасно я искал причины, почему старый бродяга оказал мне эту добрую услугу. Он случайно нашел меня после падения из бочки и отнес в Отель-Дьё, чтобы компенсировать принесенное мне воровством неудобство? Но как могла произойти такая случайность? И с каких это пор воры обладают столь безукоризненной честью?

— Похоже, вы с некоторым трудом припоминаете своего друга, месье Сове, — сказал Фролло с вопросительным тоном.

— Возможно, это последствия удара головой, монсеньор, — возразила сестра Виктория, чей взгляд покоился на архидьяконе с некоторой смесью из трепета и страха.

— Ах, да, на вас же напали разбойники, — согласился Фролло. — Чтобы быть кратким: я срочно ищу нового писаря. Вы, вероятно, уже слышали, что месье Пьер Гренгуар, который до недавнего времени работал у меня, ушел в сочинители мистерий. Если даже его вчерашний дебют и не закончился однозначным триумфом, не стоит ожидать, что он вернется ко мне на службу. Если ваши раны не так сильны, месье Сове, вы можете стать моим человеком. К тому же, вы прибыли издалека и, вероятно, не столь увлекаетесь женским полом и вином, как здешние писари, слишком испорченные посещением пивных. За вознаграждением дело не встанет. Еду и кров вы получите бесплатно в соборе Парижской Богоматери. Ко всему прочему, мне бы пришлось по душе, если бы вы могли начать прямо сейчас.

— Месье Арман отделался только парой ушибов и ссадин, — объяснила августинка. — Еще пара дней головной боли и боли в руках и ногах, но потом все пройдет.

— Если вы хотите, я тут же пойду к вам, мэтр Фролло, — сказал я поспешно, так как у меня не было ни денег, ни крова.

Архидьякон согласился, и я встал с постели.

— Вы выглядите несколько пообтрепавшись, — сказал Фролло. — Вы не обидитесь на мое указание, что к лицу писаря архидьякона подобает новая и, прежде всего, чистая одежда?

— Ни в коей мере, монсеньор. К сожалению, я не располагаю средствами, чтобы последовать этому указанию.

— Мошенники, которые напали на вас, обобрали вас, не так ли?

Я кивнул в знак согласия, потому что это избавляло меня от длительных объяснений.

Фролло достал десять солей из кожаного кошелька на поясе и отсчитал их в мою руку.

— Этого задатка из вашего жалованья должно хватить на первое время. Идите, оденьтесь заново, и зайдите ко мне сегодня вечером.

Я пробормотал пару слов благодарности и схватил мой кисет, чтобы убрать неожиданное богатство. Когда я сунул правую руку под камзол и нащупал наполненный кожаный мешочек, я застыл в недоумении. Дар умершего целестинца! Я чуть было не достал его на свет Божий и не выдал себя.

— Что там у вас? — спросил Фролло и посмотрел изучающим взглядом на меня.

— Меня только что пронзила мысль, как сильно я должен быть благодарен Всевышнему за милость, которую он ниспослал мне в вашем предложении, мэтр Фролло.

— Воистину. Помолитесь перед алтарем и поблагодарите Господа Бога, когда вы ступите на порог Собора.

С этими словами он покинул больничный зал. И сестра Виктория тоже явно не была расположена разговаривать со мной дальше. Она поспешно распрощалась и занялась другими больными. Об этом я сожалел, потому что с удовольствием узнал бы, что связывало моего нового патрона с этим таинственным звонарем.

Когда я вышел из больницы, мой взгляд упал на Собор. Его башни возносились в безоблачной синеве неба, словно хотели объединиться с солнцем. Несмотря на теплые лучи солнца, я озяб. Отец Клод Фролло вовсе не показался мне чудовищным. Но все же меня тревожила мысль, что мне предстоит жить отныне с этим ужасным Квазимодо под одной крышей.

Вскоре мне стало ясно, почему я стремился на север и направил свои стопы через мост Нотр-Дам в Новый Город. Толпа людей напирала в этом направлении как сильное течение реки, которая подхватила меня и превратила в крошечную каплю, безвольно плывущую в потоке. Из страха, потерять монеты Фролло так же быстро, как дар монаха-призрака, я переложил их теперь в кошелек, который крепко прижимал к себе под камзолом. Толкотня не позволяла мне бросить взгляд на предмет, который лежал под деньгами.

Целью толпы была Гревская площадь. Огромная площадь на северном берегу Сены была забита людьми еще плотнее, чем накануне. Над головами, шляпами и острыми чепцами женщин с лентами, перьями и прочей мишурой неподвижно и почти гордо возвышалась виселица — цель всеобщей толкотни и внимания крикливой толпы. Среди такого окружения от виселицы исходило спокойствие и достоинство.