— Нет. Она любит всякие.

— Понятно. — Лейн казался озадаченным. — А миссис Хэттер когда-нибудь ела фрукты из этой вазы? — спросил он наконец.

— Только иногда.

— Не регулярно?

— Нет, сэр.

— И она тоже любила всякие фрукты, мисс Смит? — Он задал вопрос спокойно, но Бруно и Тамм расслышали в его голосе напряженную нотку.

Очевидно, ее различила и мисс Смит.

— Странный вопрос, — медленно отозвалась она. — Нет, сэр, миссис Хэттер ненавидела груши и никогда их не ела.

— Великолепно! И все в доме знали о ее нелюбви к грушам.

— Да, это годами служило семейной шуткой.

Актер казался удовлетворенным. Он кивнул несколько раз, удостоил мисс Смит дружелюбным взглядом и, подойдя к столу у кровати сиделки, посмотрел на вазу с фруктами из комнаты Луизы Кэмпион.

— Она ненавидела груши, — пробормотал Лейн. — Запомните это, инспектор. Думаю, эти груши следует изучить подробно.

Две из трех груш в вазе были безупречными — золотистыми, спелыми, твердыми. А третья… Лейн с любопытством вертел ее в руке. Она начала гнить, кожура была покрыта бурыми влажными пятнами. С негромким возгласом актер поднес грушу к правому глазу на расстоянии трех дюймов.

— Так я и думал, — пробормотал он и повернулся к доктору Шиллингу, протягивая ему три груши. — Взгляните, доктор. Если я не ошибаюсь, кожура испорченной груши пострадала от уколов иглой.

— Яд! — одновременно воскликнули Тамм и Бруно.

— Не стоит загадывать вперед, но думаю, что да. Для большей уверенности, доктор, подвергните анализу все три груши. Дайте мне знать, вызвано ли повреждение плода наличием яда и какого именно яда, или же груша начала гнить до того, как была отравлена.

— Jawohl,[29]— сказал медэксперт и вышел из комнаты, неся три груши с такой осторожностью, словно это были драгоценности.

— Но если яд был в груше, а старая леди не ела груш… — начал инспектор Тамм.

— Значит, убийство миссис Хэттер было несчастным случаем, не запланированным заранее, а отравленная груша предназначалась для этой бедной женщины, — закончил Бруно.

— Правильно! — воскликнул инспектор. — Убийца пробрался в комнату, вонзил шприц в грушу, но старая леди проснулась. Возможно, она узнала отравителя — вспомните выражение ее лица. Тогда он огрел ее мандолиной, и она умерла!

— Да, мы начали продвигаться. Отравленная груша, несомненно, дело рук того же, кто отравил эгног два месяца назад.

Мистер Друри Лейн хранил молчание, задумчиво сдвинув брови. Мисс Смит выглядела ошеломленной. Что касается Луизы Кэмпион, которая не ведала о том, что закон только что признал ее жертвой едва не состоявшегося второго покушения, то она цеплялась за пальцы доктора Мерриэма с упорством, порожденным слепотой и отчаянием.

Воскресенье, 5 июня, 11.10

Далее последовало нечто вроде интермедии. Люди сновали по дому, кто-то докладывал инспектору Тамму, что ни на шприце, ни на мандолине не обнаружено никаких отпечатков пальцев, а доктор Шиллинг наблюдал, как выносят тело.

Среди этой суеты мистер Друри Лейн стоял спокойно и с задумчивым видом, большей частью глядя на безмятежное лицо Луизы Кэмпион, словно в поисках разгадки тайны. Он едва слышал замечание окружного прокурора Бруно, что, поскольку никаких отпечатков нигде не нашли, убийца, должно быть, действовал в перчатках.

Наконец было восстановлено подобие порядка — доктор Шиллинг удалился вместе с телом, а инспектор закрыл дверь комнаты мисс Смит.

— Мисс Кэмпион уже рассказали о случившемся? — сразу же спросил Лейн.

Мисс Смит покачала головой.

— Я подумал, что лучше подождать, пока… — начал доктор Мерриэм.

— Сейчас нет опасности для ее здоровья?

Врач поджал тонкие губы.

— Это явится шоком, а у нее слабое сердце. Но так как ей все равно придется рассказать…

— А каким образом с ней контактируют?

Мисс Смит молча подошла к кровати, порылась под подушкой и выпрямилась, держа в руке странный прибор. Он состоял из панели с углублениями, похожей на абак,[30]и большой коробки. Женщина сняла крышку — в коробке оказалось множество маленьких металлических блоков, напоминающих домино, в каждом из которых имелся выступ, вставляющийся в углубления панели. Лицевые стороны блоков были усеяны крупными рельефными точками, расположенными в разнообразном причудливом порядке.

— Алфавит Брайля?[31]— спросил Лейн.

— Да, — вздохнула мисс Смит. — Каждый блок соответствует букве в алфавите Брайля. Прибор сконструирован специально для Луизы. Она повсюду носит его с собой.

Для помощи не посвященным в этот язык слепых каждый блок, помимо точек, был снабжен плоской белой английской буквой — аналогом буквы, представляемой блоком.

— Изобретательно, — одобрил Лейн. — Если вы не возражаете, мисс Смит… — Мягко отодвинув сиделку, он взял доску и блоки и посмотрел на Луизу Кэмпион.

Все чувствовали, что наступает критический момент. Что откроет это странное существо? То, что она уже ощущала возникшее напряжение, было очевидно. Ее красивые белые пальцы пребывали в постоянном движении, и Лейн с внутренней дрожью осознал, что они были антеннами жука, ищущими объяснений. Голова беспокойно вертелась из стороны в сторону, усиливая сходство женщины с насекомым. В слепых глазах темнели большие, но тусклые зрачки. Внешне Луиза представляла собой приятное зрелище — пухленькая, ростом не более четырех футов и пяти дюймов, с глянцевыми каштановыми волосами и здоровым цветом лица. Но наблюдавшие за ней обращали внимание не на это, а на рыбьи глаза, невыразительные, почти безжизненные черты, дергающиеся пальцы…

— Она выглядит возбужденной, — пробормотал инспектор Тамм. — Посмотрите на ее пальцы — меня от них дрожь пробирает.

Мисс Смит покачала головой:

— Это не нервы. Она говорит — задает вопросы.

— Говорит? — воскликнул окружной прокурор.

— Конечно, — сказал Лейн. — Это ручной язык глухонемых, мистер Бруно. Что она старается просигналить, мисс Смит?

Толстая сиделка внезапно задрожала.

— Я… я больше не могу этого выносить, — хрипло произнесла она. — Луиза повторяет: «Что случилось? Где мама? Почему вы не отвечаете? Что случилось? Где мама?»

Друри Лейн вздохнул и взял руки Луизы в свои сильные руки. Ее ноздри дрогнули, словно она пыталась определить подошедшего по запаху. Это выглядело жутко. Но прикосновение Лейна, а может быть, слабая аура, ощутимая всеми животными, но которую не чувствует большинство людей, по-видимому, придали ей уверенности — она расслабилась и освободила руки.