— Сам не развлечешься, никто тебя не развлечет, — хохотнул Андерс.

— Я припасла немного рома, чтобы выпить за твою поездку на Лофотены.

— А-а!.. — Андерс сел на одну из коек. Сбоку он наблюдал, как Дина разливает ром в рюмки.

— Кажется, ты не очень рад?

— Просто ты застала меня врасплох. Я не ожидал… Уже очень давно… — тихо забормотал он.

— Да, много чего случилось за это время.

— Даже слишком много.

— Но теперь стало светлее, уже можно жить! — Дина села рядом с ним и протянула ему рюмку.

На этой самой койке она боролась со смертью, когда в Фолловом море у нее случился выкидыш.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Андерс, вспомнив кровавый сгусток, который он выбросил за борт.

— Что наступают более светлые дни.

— Ясно… — Он ждал продолжения.

— Почему ты на меня так смотришь? — спросила она.

— Потому что не понимаю, чего ты от меня хочешь.

Дина откинула голову. Сейчас она похожа на свою лошадь, когда та ржет, стреноженная в загоне, подумал Андерс.

— Уж и не помню, когда мы с тобой последний раз беседовали наедине…

— Это верно, — согласился он.

Она сидела, взвешивая в руке рюмку.

— Тебя, Андерс, иногда трудно понять.

— Ну это уж слишком… А что, собственно, ты имеешь в виду?

— Ты никогда не говоришь о том, что у тебя перед глазами, — ответила она, поставив рюмку на ладонь и поддерживая ее другой рукой.

— Что же у меня перед глазами?

— Я, например.

— Этот курс не для меня, — буркнул он и смущенно поглядел на нее.

Лодка с девушками шла к берегу, они громко смеялись. Поднятая ею волна плескалась о борт шхуны. Воздух был пряный и соленый. Дина и Андерс остались одни.

В каюте возникла напряженность. Андерс не поднимал глаз.

— Мне хотелось бы, чтобы ты взял на себя заботу о Рейнснесе. Я собираюсь уехать на юг. Когда ты вернешься с Лофотенов, меня здесь, наверное, уже не будет.

Андерс медленно глотнул ром и отставил рюмку на маленький столик, прочно привинченный к настилу каюты. Ему пришлось протянуть руку, чтобы поставить ее.

— И куда же ты доедешь?

— В Копенгаген. А может, и дальше. Я поеду на пароходе…

— Значит, на юг? В Копенгаген? А можно спросить, по какому делу?

— Я не обязана отчитываться, — сухо ответила Дина.

Свет сделался фиолетовым. Динины пальцы беспокойно двигались на коленях. Овальные ногти блестели на фоне темной шерстяной ткани.

— Тебе тяжело? — спросил он.

Она взяла его руку и придвинулась к нему. Кожу Андерса кололи тысячи острых иголок. Он растерялся.

— Мне здесь тесно! Здесь нечем дышать! Понимаешь?

— Понимаю или не понимаю, какая разница… И долго ты намерена отсутствовать?

— Не знаю.

— Что с тобой творится? — спросил он и хотел встать.

Дина наклонилась и схватила его за обе руки. Она была сильная. Ему стало приятно и в то же время тревожно. Дина молчала, он сказал:

— Боюсь, мне все-таки придется задать тебе один вопрос. Что тебя тревожит в Рейнснесе? Тень русского?

— Что ты хочешь этим сказать? — прошептала она.

— Неужели ты так оплакиваешь Лео Жуковского, что вынуждена даже бежать из дому?

— Оплакиваю?

— Все понимали, что в нем ты могла найти нового хозяина Рейнснеса. В том числе и я.

— Оплакиваю? — повторила Дина, глядя на что-то за окном каюты. — Здесь нечем дышать… Всегда одна и та же морока. Зима, весна, лето. Полевые работы. Люди. Счета.

— И только смерть Лео открыла тебе на это глаза? — тихо спросил он.

— Я понимала это и раньше… И ты бы тоже понял, если б, как я, был навеки осужден на это…

— Я понимаю. Они помолчали.

— Но я не тот человек, который может заменить тебя в Рейнснесе. Я редко бываю дома.

— Мне некого просить, кроме тебя.

— Значит, это серьезно?

— Да!

— Ну а если тебе выйти замуж? Тогда бы ты была уже не одна, — наугад сказал он.

По их лицам скользнула тень — это за окном каюты пролетела чайка.

— Это мне уже предлагали.

— И что же ты ответила?

— Это было очень давно… Я спросила, кого мне прочат.

— И тебе предложили кого-нибудь?

— Да.

— Кого же?

— Тебя, Андерс!

Он вспыхнул. Но заставил себя поднять на нее глаза. Он ждал ее презрительного взгляда. И не дождался.

— О чем только люди не болтают! Я помню эти разговоры, когда ты отписала мне шхуну.

— Может, они были правы, — медленно проговорила Дина.

— Правы? В чем?

— Что мне следовало выйти за тебя замуж.

— Мало ли кто что считает, — сказал он и продолжал, не позволив ей прервать себя:

— А теперь, значит, ты надумала уехать в Копенгаген, потому что здесь нечем дышать?

— А ты принял бы мое предложение? Если б я его тебе сделала?

— Если б ты сделала мне предложение?

Он в растерянности провел руками по волосам.

— Да, если б я предложила тебе жениться на мне.

— Я бы согласился, — просто сказал он. Дина вздохнула.

— И что же тебя больше привлекает: я или Рейнснес? — спросила она.

Он долго смотрел на нее, потом ответил:

— Должен признаться, что из-за Рейнснеса я не взвалил бы на себя такую ношу!

— И как думаешь, чем бы все это у нас кончилось? — спросила она.

— Да уж добром не кончилось бы.

— Почему?

— Ты бы встретила русского. А я сбежал бы в Берген, — честно признался он.

— А если б я не встретила русского?

— Тогда кто знает…

— Но теперь русского уже нет.

— Это для меня его нет, а для тебя…

— Почему ты так думаешь?

— У тебя появились седые волосы, я вижу их даже здесь, в сумраке. Ты не спишь по ночам, и бодрости в тебе не больше, чем в вяленой треске. От тебя остались одни глаза. А теперь к тому же ты хочешь сбежать из дому. Пуститься в дальнее плавание.