учеников вызвали в защиту летописи книгу Буткова («Оборона летописи русской». М., 1840) и статьи Кубарева («Нестор» и о «Патерике Печерском»). Трудами этих трех лиц, Погодина, Буткова и Кубарева, утвердилась в 40-х годах мысль, что именно Нестору, жившему в XI в., принадлежит древнейший летописный свод. Но в 50-х годах это убеждение стало колебаться. Трудами П. С. Казанского (статьи во «Временнике Московского общества истории и древностей»), Срезневского («Чтения о древних русских летописях»), Сухомлинова («О древней русской летописи, как памятнике литературном»), Бестужева-Рюмина («О составе древнерусских летописей до конца XIV века»), А. А. Шахматова (статьи в научных журналах и громадное по объему и очень важное по ученому значению исследование «Розыскания о древнейших русских летописных сводах», вышедшее в 1908 г.) вопрос о летописи был поставлен иначе: к исследованию ее были привлечены новые историко-литературные материалы (несомненно принадлежащие Нестору жития и проч.) и приложены новые приемы. Компилятивный, сводный характер летописи был установлен вполне, источники свода были указаны очень определенно; сличение трудов Нестора с показаниями летописи обнаружило противоречия. Вопрос о роли Сильвестра, как собирателя летописного свода, стал серьезнее и сложнее, чем был раньше. В настоящее время первоначальную летопись ученые представляют себе как свод нескольких литературных произведений, составленных разными лицами, в разное время, из разнообразных источников. Эти отдельные произведения в начале XII в. были не раз соединяемы в один литературный памятник, между прочим, тем самым Сильвестром, который подписал свое имя. Внимательное изучение первоначальной летописи и позволило наметить в ней весьма многие составные части, или, точнее, самостоятельные литературные произведения. Из них всего заметнее и важнее: во-первых, собственно «Повесть временных лет» – рассказ о расселении племен после потопа, о происхождении и расселении племен славянских, о делении славян русских на племена, о первоначальном быте русских славян и о водворении на Руси варяжских князей (только к этой первой части летописного свода и может относиться заглавие свода, приведенное выше: «Се повести временных лет и проч.»); во-вторых, обширный рассказ о крещении Руси, составленный неизвестным автором, вероятно, в начале XI в., и, в-третьих, летопись о событиях XI в., которую приличнее всего назвать Киевской первоначальной летописью. В составе этих трех произведений, образовавших свод, и особенно в составе первого и третьего из них, можно заметить следы других, более мелких литературных произведений, «отдельных сказаний», и, таким образом, можно сказать, что наш древний летописный свод есть компиляция, составленная из компиляций, настолько сложен его внутренний состав.

Знакомясь с известиями Лаврентьевского списка, древнейшего из тех, которые содержат в себе так называемую Нестерову летопись (он написан монахом Лаврентием в Суздале в 1377 г.), мы замечаем, что за 1110 г., за летописью первоначальной, в Лаврентьевском списке идут известия, по преимуществу относящиеся к Северо-Восточной Суздальской Руси; значит, здесь мы имеем дело с летописью местной. Ипатьевский список (XIV–XV вв.) за первоначальной летописью дает нам очень подробный рассказ о событиях киевских, а затем внимание летописи сосредоточивается на событиях в Галиче и Волынской земле; и здесь, стало быть, мы имеем дело с местными же летописями. Этих местных областных летописей дошло до нас очень много. Виднейшее место между ними занимают летописи Новгородские (их несколько редакций и есть очень ценные) и Псковские, доводящие свой рассказ до XVI, даже XVII в. Немалое значение имеют и летописи Литовские, дошедшие в разных редакциях и освещающие историю Литвы и соединенной с ней Руси в XIV и XV вв.

С XV в. являются попытки собрать в одно целое исторический материал, разбросанный в этих местных летописях. Так как эти попытки совершались в эпоху Московского государства и часто официальными средствами правительства, то они слывут под именем Московских сводов или Московских летописей, тем более что дают обильный материал именно для Московской истории. Из этих попыток более ранняя – «Софийский временник» (две редакции), который соединяет известия Новгородских летописей с известиями Киевской, Суздальской и других местных летописей, дополняя этот материал отдельными сказаниями исторического характера.

«Софийский временник» относится к XV в. и представляет собой чисто внешнее соединение нескольких летописей, соединение под определенным годом всех относящихся к последнему данных безо всякой их переработки. Такой же характер простого соединения материала из всех доступных составителю летописей имеет «Воскресенская летопись», возникшая в начале XVI в. Воскресенский свод сохранил до нас в чистом виде массу ценных известий по истории удельной и московской эпох, почему и может быть назван самым богатым и надежным источником для изучения XIVXV вв. Иной характер имеют «Степенная книга» (составленная лицами, близкими к митрополиту Макарию, XVI в.) и «Никоновская летопись» с «Новым Летописцем» (XVI–XVII вв.). Пользуясь тем же материалом, как и прежде названные своды, эти памятники дают нам этот материал в переработанном виде, с риторикой в языке, с известными тенденциями в освещении фактов. Это первые попытки обработки исторического материала, вводящие нас уже в историографию. Позднейшее русское летописание пошло в Московском государстве двумя путями. С одной стороны, оно стало официальным делом, – при дворе московском записывались погодно дворцовые и политические события (летописи времени Грозного, например: Александро-Невская, Царственная книга и вообще последние части Московских сводов – Никоновского, Воскресенского, Львовского), а с течением времени и самый тип летописей стал изменяться, они стали заменяться так называемыми разрядными книгами. С другой стороны, в разных местностях Руси стали являться летописи строго местного, областного, даже городского характера, в большинстве лишенные значения для политической истории (таковы Нижегородская, Двинская, Угличская и др.; таковы до некоторой степени и Сибирские).

С XVI в., рядом с летописями, возникает новый вид исторических произведений: это – хронографы или обзоры истории всемирной (точнее, библейской, византийской, славянской и русской). Первая редакция хронографа была составлена в 1512 г., преимущественно на основании греческих источников с дополнительными сведениями по русской истории. Она принадлежала псковскому «старцу Филофею». В 1616–1617 гг. был составлен хронограф 2-й редакции. Это произведение интересно в том отношении, что более древние события изображает на основании первой редакции хронографа, а русские – начиная с XVI, XVII вв. – описывает заново, самостоятельно. Автор его, несомненно, обладает литературным талантом, и кто хочет ознакомиться с древнерусской риторикой в ее удачных образцах, должен прочитать статьи по русской истории в этом хронографе. В XVII в. московское общество начинает проявлять особенную склонность к хронографам, которые растут в большом количестве. Погодин в свою библиотеку собрал их до 50 экземпляров; нет сколько-нибудь крупного собрания рукописей, где бы их не считали десятками. Распространенность хронографов легко объяснить: краткие по системе изложения, написанные литературным языком, они давали русским людям те же сведения, что и летописи, но в более удобном виде.

Кроме собственно летописей, в древнерусской письменности можно найти много литературных произведений, служащих источниками для историка. Можно даже сказать, что вся древнерусская литературная