Уже где-то через полчаса затянутый в черную кожу барвихинский хулиган поинтересовался у сидевшего рядом дьяволопоклонника:

– Ты меня уважаешь?

Света, пробивавшегося через трещины в бетонных глыбах и в щели между ними, было вполне достаточно, поэтому Томский погасил свой фонарь. Сначала можно было рассмотреть только силуэты спутников Толика и гору из вещевых мешков. Потом глаза привыкли к скудному освещению. Сделались различимыми мелкие детали.

Отряд из десяти человек расположился в некоем подобии пещеры нового типа, которая образовалась из остатков конструкций обрушившегося подземного перехода.

Назвать это место чересчур уютным было нельзя. Разница между минусовой температурой снаружи и плюсом внутри убежища приводила к тому, что снег, заталкиваемый ветром во все дыры, то таял, то замерзал. В итоге на бетонном полу образовались лужи, а ощерившиеся ржавой арматурой глыбы покрылись коркой льда.

Остановка была вынужденной. Устать еще никто не успел, поскольку группа прошла всего несколько километров и добралась лишь до подходов к Преображенской площади. Продолжить путешествие помешали выстрелы, прогремевшие впереди. Через минуту грохот автоматных очередей сменился воплями и зловещим звуком, хорошо знакомым тем, кто имел опыт путешествий по поверхности – хлопками крыльев.

Рассмотреть что-либо мешали руины домов. Однако и так было ясно – на каких-то бедолаг напали птеродактили. Потом все стихло, но в сером небе появилось несколько темных точек. Птерозавры спешили на пир, начатый их сородичами.

Томскому осталось только отдать приказ укрыться в руинах. Вступать в бой с властителями московского неба в его планы не входило. Быстро отыскать убежище помог Дантист – странный парень, которого рекомендовал в проводники Коля Вездеход.

Анатолий не раз встречал Дантиста на станции и большого доверия к нему не испытывал. Внешность бывшего узника Берилага была весьма запоминающейся. Низкорослый, но крепко сбитый, он относился к типу людей, не имеющих возраста. Кожа на круглом лице его была гладкой, но чересчур сухой и бледной. Глаза то горели желанием действовать, то потухали, залитые полной апатией ко всему, что происходило вокруг. Возможно, резкая смена настроений была следствием травмы. Ее следы, как ни пытался Дантист прикрыть их жидкими, цвета соломы волосами, отчетливо виднелись на левой части головы. Загрубевшая, иссеченная белыми рубцами безволосая кожа свидетельствовала о том, что какое-то время Дантисту пришлось пробыть в опасной близости от границы между нашим миром и мрачным царством Аида. Это, очевидно и наложило на поведение парня свой отпечаток – Дантист обладал способностью собирать вокруг себя слушателей и заставлять их разевать рты от удивления. И о ртах. Кличку свою Дантист получил из-за того, что охранники однажды постарались на славу и выбили пленнику все зубы. По счастливой случайности у парня остался только один зуб с золотой коронкой, оказавшийся крепче, чем остальные. С тех пор, если Дантист разевал рот, в этом темном провале вспыхивала маленькая звездочка. Зрелище, при всем своем трагизме, было весьма уморительным.

Больше всего донимал Дантиста насмешками один молодой парень – симпатяга и здоровяк Иван, к тому же обладавший прекрасными баритоном. Если ему становилось скучно, то при виде Дантиста насмешник сразу затягивал:

Гори, гори, моя звезда.

Гори, звезда приветная

Ты у меня одна заветная

Других не будь хоть никогда…

Ввиду явного физического перевеса Ивана Дантисту приходилось сносить обиду молча. Впрочем, это не мешало ему оставаться отличным рассказчиком. К тому же отсутствие зубов отразилось на дикции Дантиста, придав его голосу особый оттенок мрачности и таинственности.

Томского поначалу настораживала популярность Дантиста – он имел множество личных оснований не любить сектантов. Однако Дантист не был сектантом в полном смысле этого слова. Он не пытался сколотить из своих слушателей какую-то группу, не собирался обращать кого бы то ни было в свою веру. Просто очередной сказитель, последователь Гомера, старавшийся перекроить «Одиссею» и «Илиаду» на свой, метрошный лад.

Поскольку чудаков на станции Че Гевары хватало, а у Толика было слишком много дел, он не слишком интересовался Данистом.

Сейчас в голову Томского лезли разные мысли – об эпидемии мутировавшего бронхита, о загадочном Хиле и о Елене, чья жизнь была сейчас под угрозой. Однако обрывки доносившегося разговора вскоре его заинтересовали.

– А этих чертей увидеть можно? – спросил Носов.

– В обычной ситуации – нет, – тихо отвечал Дантист. – Обычно духи воздуха, земли, огня и воды невидимы, потому как все стихии находятся в равновесии. Слыхали о единстве и борьбе противоположностей? То-то. С элементалями такая же картинка: вода гасит огонь, огонь кипятит воду, земля сдерживает воздух, воздух раздувает землю, земля не липнет к воде. Но в нашем случае, друзья мои, равновесие нарушено Катаклизмом. Отсюда – полный бардак. Элементали могут явиться людям где угодно.

– А сам-то ты их видел? – Томский встал и пересел на валун поближе к рассказчику. – Какие они, твои элементали?

– Всякие-разные.

Поскольку лицо Дантиста было скрыто противогазом, никто не мог понять, насмехается ли он над слушателями или говорит о многочисленности видов духов серьезно.

– Все их видели, – продолжал Дантист. – Только сообразить не могли, кого на самом деле видели. Элементали не имеют формы, поэтому могут принимать образы людей, животных и даже неодушевленных предметов. Ну, например, груды кирпича, на которой сейчас сидит Вездеход.

Носов вскочил, как подброшенный пружиной, оглянулся и снова сел. Уже под общий смех.

– Или выглядеть, как наша общая любимица Шестера…

– Вот только Шестеру трогать не надо, – предупредил Вездеход, беря ласку на руки. – Договоришься мне. Последний зуб выбью.

– А вот вы, товарищ Томский, никогда не встречали чего-то, чему не смогли найти объяснения? – Дантист обернулся к Толику.

– Всякое было. Только я не стал бы списывать все на элементалей. Иные людишки пострашнее духов будут.

Толику сразу вспомнился Путевой Обходчик. Этот парень вполне мог быть духом.

– М-да. Люди. Самое плохое – когда элементаль принимает решение вселиться в человека, – вновь заговорил Дантист. – Одержимый получает сверхспособности, но утрачивает собственное «я». Как правило, человечнее не становится. Его поступки… У нас в Берилаге был такой. Думаю, своего элементаля он подцепил, когда работал на поверхности. Помнишь Уса, Коля?

– Такого забудешь!

Судя по реакции остальных, Уса помнили все.

– Он в одной клетке со мной сидел, – пояснил Дантист. – Мужик как мужик был, пока в один прекрасный день не заявил, что может спокойно расплавить прутья решетки, лишь прикоснувшись к ним. Попытался это сделать и… Известны случаи самовозгорания, но тут было что-то другое. Ус вспыхнул, как свеча. Я попытался его потушить. Клянусь богом, ни я не успел прикоснуться к нему, ни он ко мне. Но на решетку меня швырнуло с такой силой, что черепушка лопнула. Перед тем, как кровь залила глаза, я увидел Уса. Лицо его было объято огнем, но он улыбался. Скалил зубы так, будто сползание кожи доставляло ему особое удовольствие. Пока не обуглился язык, Ус кричал.