Надеюсь, вы меня поняли, дон Кальво? Сейчас в Париже находится кардинал Капоччи. И он вполне может, при обычном своем легкомыслии, совершить немалую оплошность – излишне веря в свои силы, связаться с этим прево... Нет-нет, ничего определенного мне об этом не доносили, но я нюхом чую, что мой собрат, как и всегда, не упустит удобного случая вступить на неверный путь...

Второе, я хочу напомнить Святому отцу, чтобы он осведомился в мельчайших подробностях о Генеральных штатах северных областей, которые с начала нынешнего месяца засели в Париже, а также пролил священный свет своего внимания на те странности, что, как мы видели, там происходят.

Король Иоанн обещал созвать эти Штаты в декабре месяце, но среди великой сумятицы, разрухи и упадка, постигших наше королевство после поражения при Пуатье, дофин Карл решил, что благоразумнее всего опередить события и собрать Генеральные штаты в октябре. И впрямь, ничего другого ему делать не оставалось, дабы укрепить свой авторитет, значительно пострадавший после всех его злоключений,– не забывайте, что он еще очень юн, что войско после поражения совсем распалось, а казна совсем оскудела.

Но восемьсот депутатов севера, из коих четыреста горожан, вовсе не помышляют обсуждать важнейшие вопросы, хотя их именно для этого и созвали.

Святая церковь накопила огромный опыт вселенских соборов и знает, что иные прямо расползаются под руками тех, кто их созвал. Вот и я хочу сказать Папе, что эти Штаты как две капли воды похожи именно на такой собор, который впал в заблуждение и стремится всем руководить сам и, пользуясь слабостью верховной власти, безудержно рвется к реформам, пусть даже и пагубным.

Вместо того чтобы хлопотать об освобождении короля Франции, эти люди в Париже в первую очередь озабочены тем, как бы добиться освобождения короля Наваррского, что достаточно красноречиво свидетельствует о том, какой стороны держатся их главари.

Сверх того, эти восемьсот человек создали комиссию восьмидесяти, которая занята тем, что тайком составляет длиннейший перечень требований, где слишком мало справедливых и слишком много дурных. Первым делом они требуют сместить всех главнейших королевских советников и предать их суду, ибо обвиняют их в растрате денег, полученных в качестве налога на соль, и считают виновными в поражении...

Тут я должен сказать, Кальво... Нет-нет, это не для письма, просто я делюсь с вами своими мыслями... претензии их в известной мере справедливы. Среди людей, которым король Иоанн доверял государственные дела, я знаю многих, кто ничего не стоит, и знаю даже отъявленных мошенников. Раз никто отнюдь не желает брать на себя труд и никто не желает рисковать, вполне естественно, что люди, занимающие высокие должности, обогащаются. Но следует поостеречься и не переходить границы в бесчестии, не устраивать свои личные дела в ущерб государственным интересам. Главное же, необходимы способности. А коль скоро король Иоанн сам способностей почти лишен, он охотнее всего подбирает себе людей, у которых их вообще нет.

Но дальше депутаты начинают требовать уж вовсе незаконных вещей. Требуют, чтобы король или наместник его дофин управлял бы страной через советников, которых выберут три сословия,– четверых прелатов, дюжину рыцарей, дюжину горожан. Этот совет будет наделен всей полнотой власти и будет выносить приказы, как раньше выносил их король; назначать должностных лиц; он имеет право преобразовать Фискальную палату и все торговые компании, решать вопрос о выкупе пленных и еще целую кучу вещей. А на деле речь идет не о чем ином, как о том, чтобы лишить короля атрибутов его власти.

Таким образом, управлять страной будет не тот, кто был коронован и помазан на царство, согласно нашей святой религии; управление будет поручено так называемому совету, который получит свои права от праздноязычного сборища и будет находиться в полной от него зависимости. Какая слабость и какая путаница! Эти так называемые реформы – вы слушаете меня, дон Кальво? – я подчеркиваю это, ибо негоже будет, если Папа сможет сказать, что он об этом и не слыхивал...

Итак, эти так называемые реформы – оскорбление здравому смыслу, и в то же самое время они попахивают ересью.

А ведь есть священнослужители – даже говорить об этом огорчительно,– которые принимают их сторону. Таков, скажем, епископ Ланский, Робер Ле Кок; он тоже в немилости у короля и поэтому снюхался с прево. Это один из самых горячих его приверженцев.

Святой отец должен знать, что за всей этой смутой стоит король Наваррский, который, похоже, направляет ход событий из своего узилища и который окончательно приберет все и вся к рукам, когда очутится на свободе. Святой отец в превеликой мудрости своей сам рассудит, что надо ему воздержаться от всякого вмешательства и не способствовать тому, чтобы Карла Злого, то есть, я хочу сказать, его высочество Карла Наваррского, выпустили на свободу, сколько бы слезных молений о том ни поступало к нему со всех сторон.

Лично я, пользуясь своими прерогативами легата и папского нунция,– вы слушаете меня, Кальво? – так вот, я прикажу епископу Лиможскому присоединиться к моей свите и отправиться вместе с нами в Мец. Он догонит меня в Бурже. И я решил действовать точно так же в отношении всех других епископов, аббатства коих попадутся мне на пути, чьи епархии разграблены и опустошены набегами принца Уэльского, дабы засвидетельствовали они о том перед императором. И мне, таким образом, будет легче растолковать, сколь гибелен этот союз между королем Наварры и королем Англии...

Но почему это вы, дон Кальво, то и дело высовываетесь наружу?.. Ах, понимаю, это вас укачало в носилках!.. Я-то уже давно к ним привык, скажу больше, как-то даже голова от этой тряски лучше работает... Я вижу, что мой племянник мессир Перигорский, который время от времени подсаживается ко мне, тоже недолюбливает езду в носилках... И впрямь вид у вас неважный. Ладно, ладно, сходите поскорее. Только не забудьте, когда возьметесь за перо, ничего из того, что я вам сейчас наговорил.

А где мы теперь? Проехали уже Мортмар или нет?.. Ах, нет еще. Очевидно, я чуточку вздремнул... Как хмурится небо, да и дни заметно стали короче... Представьте, Аршамбо, что я успел даже увидеть сон, видел сливовое дерево все в цвету, огромное дерево, все снежно-белое, с округлой кроной, и на каждой ветке щебетали птицы, так что казалось, поют сами цветы. И небо было голубое, похожее на покров Девы Марии. Ангельское видение, подлинный райский уголок! Странная все-таки штука эти сны! Заметили ли вы, что в Евангелии никогда не упоминается о снах, кроме сновидений Иосифа в начале Евангелия от Матфея? И это все. Зато в Ветхом Завете патриархи без конца видят сны, а вот в Новом Завете снов никто не видит. Я часто думал, почему это так, и до сих пор не нашел ответа... А вас это не удивляло? Значит, вы, Аршамбо, не слишком усердный чтец Священного Писания... По-моему, это великолепная тема для наших ученых-теологов в Париже или Оксфорде: пусть заведут высокомудрые споры и снабдят нас толстенными трактатами и трудами, написанными на такой вычурной латыни, что никто там ни строчки не поймет.