Я поднялась наверх, проверила, спят ли дети, и вышла из дому. Надо было его предупредить. Я перешла через дорогу и прошла в старые ярмарочные ворота. Чуднó было видеть на поле самолет, в лунном свете он весь блестел. У дальнего края, уже заросшего кустами, стояла брезентовая палатка.

Он сидел снаружи и курил. Заметил, что к нему кто-то идет.

– Здравствуйте, хотели полетать? Прогулочные полеты начнутся завтра утром, приходите. – Потом он пригляделся и сказал: – А, это ты. Не сразу узнал тебя без нарядного платья.

Сердце у меня колотилось как бешеное, во рту пересохло. Я пыталась что-то сказать, но язык не слушался. Горло перехватило, я стояла как глухонемая.

– Ты правда хотела полетать? Да ты садись. Закуришь?

У меня даже не было сил помотать головой, отказаться, и он вынул сигарету из пачки и подал мне.

– Теперь надо взять ее в рот, иначе не зажечь. Хорошо, что я знаю, как обращаться с застенчивыми барышнями.

Я послушалась. Вообще-то я не в первый раз взяла в рот сигарету. Я еще дома пробовала курить – моя подружка Мюриэл Лоу таскала сигареты у своего брата.

– Рука-то как дрожит! Ты просто пришла поболтать – или что?

Набрав побольше воздуху, я без остановки выпалила:

– Я пришла попросить вас никому не говорить про то платье!

– Какое платье? А, то, блестящее, длинное?

– Это платье миссис Пиблс.

– Чье? А, понятно, хозяйкино! В этом все дело? Ее не было дома и ты тайком надела ее платье? Нарядилась и сделала вид, будто ты королева… Вполне простительно, ничего страшного. Да ты и курить-то толком не умеешь. Только дым пускаешь. Надо втягивать в себя. Неужели тебя никто не научил затягиваться? Так ты, значит, испугалась, что я тебя выдам? В этом все дело?

Мне было так стыдно – ведь я вроде бы прошу его стать соучастником, – что я даже кивнуть не сумела. Просто взглянула на него, и он все понял.

– Да не скажу я ничего, не бойся. Ни полслова. Зачем ставить тебя в глупое положение? Честное благородное!

Он увидел, что я даже спасибо не могу из себя выдавить, и, чтобы дать мне успокоиться, заговорил о другом:

– Как тебе мой плакат?

На земле, у самых моих ног, лежал фанерный щит с надписью: ВЗГЛЯНИ НА МИР ИЗ ПОДНЕБЕСЬЯ! ВЗРОСЛЫЕ – 1 ДОЛЛАР, ДЕТИ – 50 ЦЕНТОВ. ОПЫТНЫЙ ПИЛОТ.

– Мой старый щит пришел в негодность, вот я и решил его заменить. Убил на это чуть ли не целый день.

Написано было не ахти как красиво. Я бы ему за полчаса сделала намного лучше.

– Я не большой мастак по этой части.

– Да нет, неплохо получилось, – заверила я.

– Реклама как таковая мне не нужна, сарафанное радио работает исправно. Уже сегодня прикатили две машины желающих, пришлось им отказать. Не хочу вот так, с места в карьер. Я, конечно, не стал им объяснять, что поджидаю в гости местных барышень.

Тут я вспомнила про детей дома и опять всполошилась: вдруг кто-то проснется, позовет меня, а меня-то и нету.

– Уже уходишь? Так скоро?

Я наконец вспомнила про вежливость:

– Спасибо вам за сигарету.

– Не забудь – я дал тебе честное слово.

Я опрометью кинулась через ярмарочное поле, холодея от страха, что сейчас увижу на дороге хозяйскую машину. Я не соображала, который час, как долго я отсутствовала. Но все обошлось, было еще не так поздно, дети крепко спали. Я тоже легла и стала думать, как мне повезло, что все так хорошо закончилось. И какое счастье, что днем в хозяйкином платье застиг меня он, а не Лоретта Берд.

Всю траву у нас не вытоптали, до этого не дошло. Но народу все равно приезжало много, целый день была какая-то суета. Щит с объявлением висел теперь на ярмарочных воротах. Люди в основном появлялись ближе к вечеру, но и днем, после обеда, тоже находились охотники. Ребятишки Бердов, даром что им на всех вместе пятидесяти центов было не наскрести, целый день, с утра до вечера, толклись у ворот. Сначала людей приводил в восторг каждый взлет и каждая посадка, но мало-помалу все привыкли. В гостях у летчика я больше ни разу не бывала, видела его, только когда он приходил набрать воды. Если получалось подгадать время, я старалась выйти на крыльцо – чистила овощи или делала еще какую-нибудь нехитрую работу.

– Почему тебя не видно на поле? Приходи, прокачу на самолете.

– Я деньги тратить не могу, – отговорилась я – не знала, что еще придумать.

– На что откладываешь? На свадьбу?

Я покачала головой.

– Да я тебя бесплатно покатаю! Выбери время, когда народу поменьше. Я ждал, что ты заглянешь еще раз на сигаретку.

Я сделала страшное лицо, чтобы он замолчал: на крыльцо в любой момент могли выглянуть дети, а у них всегда ушки на макушке, да и сама миссис Пиблс могла из дома подслушать наш разговор. Иногда она выходила перемолвиться с ним словечком. Он ей рассказывал много всякого, со мной он ничем таким не делился. Да я и сама не догадывалась спросить. Рассказывал, что самолетом научился управлять на войне, а теперь ему никак не приспособиться к оседлой жизни, привык кочевать с места на место. Она говорила, что не представляет, как можно находить в этом вкус. Хотя иногда скука ее так одолевает, что она готова сама совершить какой-нибудь неожиданный поступок. Воспитание ее не подготовило к жизни в глуши. Все из-за мужа, из-за его профессии. Это было для меня что-то новенькое!

– Может быть, вам стоит открыть курсы пилотирования? – посоветовала она.

– А вы ко мне запишетесь?

Она только рассмеялась в ответ.

В воскресенье желающих полетать на самолете собралось хоть отбавляй, несмотря на то что сразу с двух церковных кафедр людей призывали воздержаться от искушения. Мы все уселись перед домом и стали смотреть. Джои с Хизер и ребятня Бердов устроились на заборе. Отец им разрешил, хотя мамаша всю неделю твердила, что никуда их не пустит.

Мы все увидели, как на дороге появилась машина: она проехала мимо других авто, запаркованных на обочине, и свернула к нашему дому. Из машины с важным видом вылезла Лоретта Берд, а с водительского места поднялась незнакомая женщина. На ней были солнцезащитные очки, и она вела себя скромнее.

– Эта дама разыскивает нашего летуна, – объявила Лоретта Берд. – Она спрашивала про него в кафетерии, а я как раз туда зашла выпить стаканчик колы, услышала и вызвалась показать ей дорогу.

– Извините за беспокойство, – сказала женщина. – Я Элис Келлинг, невеста мистера Уоттерса.

На этой Элис Келлинг были брюки в клетку, коричневые с белым, и желтая блузка. Грудь у нее была довольно-таки обвислая и бесформенная, так мне показалось. Выражение лица озабоченное. Волосы с остатками шестимесячной завивки, не уложены, отросли, и она подвязала их желтой лентой, чтобы не лезли в глаза. Какая-то она была несимпатичная и даже не особенно молодая. Но говорила культурно, ясно было, что городская, или образованная, или и то и другое.