телефон так вовремя оказался рядом, а не лежал где-то в камере хранения с севшей батареей.

От сердца немного отлегло. Однако это было только начало. Во-первых, было абсолютно непонятно, кого ещё успел заразить Юджин и полетели ли эти заражённые куда-то в другие страны, или все как один оказались в Германии. В первом случае – ситуация очень страшная. Во втором – просто страшная. И если Германию ещё как-то можно посадить на карантин и даже закрыть въезды и выезды, то если заражённые оказались за её пределами – при этом, непонятно было, где их сейчас искать – то в дело придётся включаться спецслужбам, чтобы выявить местоположения инфицированных. А это время, которого нет. Самым страшным врагом сейчас являлось именно время.

Собравшись с мыслями и быстро проанализировав, что еще можно сделать, Оливия набрала номер куратора проекта в ЦРУ, чтобы доложить о ситуации. Руководитель ответил после первого же гудка – телефон для связи у него всегда был под рукой, и днём и ночью:

– Здравствуйте, Оливия, – сразу начал он, – обычно мы связываемся через господина Левинсона, и я полагаю, что если вы звоните мне, у вас есть все основания для такого звонка?

– Доброй ночи, господин Карпентер. Да, я звоню вам со срочным известием, и мне понадобится вся ваша поддержка. Пожалуйста, уделите мне всё свое время. Вопрос не терпит отлагательств.

– Хорошо, – согласился Карпентер, – я весь – внимание.

– Новости у меня на самом деле самые плохие, какие только можно придумать. Я пыталась дозвониться до Юджина, он как раз должен был на тот момент делать пересадку во Франкфурте, чтобы лететь в Нью-Йорк. Мне он прислал сообщение, что скорее всего до Нью-Йорка не долетит – предполагаю, что писал в самолете, а дошло уже когда телефон оказался в зоне действия связи в аэропорту. Я пробовала ему перезвонить, получилось раза с десятого, наверное. Взял трубку санитар клиники «Нордвест» во Франкфурте и сообщил, что господин Левинсон сегодня ночью, ближе к утру, поступил к ним в реанимацию, и практически сразу скончался. Сейчас его тело передано в морг «Нордвеста» и ожидает разрешения жены на транспортировку…

– Очень печально это слышать, Оливия, – вздохнул Джон, – к сожалению, такое бывает, хотя я очень удручён этими обстоятельствами хотя бы ввиду того, что Юджин вёл настолько ответственный и значимый проект. У вас есть все данные по исследования на руках, вы сможете временно возглавить лабораторию, пока мы не решим, что…

– Извините, что перебиваю, сэр, но здесь речь не о смерти Левинсона, хоть это и большая утрата для всех нас. Есть нечто более важное и срочное.

– Излагайте. Но я уже начинаю беспокоиться, если смерть одного из наших лучших учёных – не самое главное и срочное для вас.

– В общем… я не знаю, в курсе вы или нет – но Юджина вчера укусила лабораторная крыса, инфицированная вирусом бешенства, причём мутировавшим в самую опасную его вариацию на сегодняшний день.

– Нет, он мне этого не говорил. Решил умолчать, видимо. Ах, Юджин, Юджин… любитель преуменьшать проблемы. Так, и вы думаете, что именно это его сгубило?

– К сожалению, сэр, я не то что думаю, а уверена на сто процентов. Я полагаю, вы читали вчерашний отчёт? В котором говорилось о странном поведении крыс в терминальной стадии болезни. И в первую очередь – о том, что после клинической смерти происходит перезапуск организма и крысы оживают. При этом мозг у них практически отключен – выполняет лишь самые базовые функции, будто в режиме энергосбережения.

– Да, это я читал ещё вчера утром. Что-то ещё обнаружилось?

– К сожалению, да. Обнаружилось. Подопытные перестают чувствовать боль и физические повреждения, но у них просыпается немотивированная агрессия и желание убивать незаражённых, выявлены случаи каннибализма…

– И каким образом это относится к Левинсону? – перебил Джон. – Давайте по существу. Вы говорите, что Юджина сгубил ваш штамм после укуса заражённой крысы. Он умер во Франкфурте, что мне кажется странным – потому как если его укусили вчера, то почему он умер сегодня, меньше чем через сутки. Вы не думаете, что это мог быть простой инфаркт, а заражение – это не причина, а всего лишь сопутствующий фактор?

– Нет, дело не в этом. Могло быть что угодно, конечно. Но я расспросила сотрудника морга, что он слышал, и он сказал мне, что Юджин, когда его привезли, абсолютно не контролировал себя, бросался на людей, покусал несколько человек – и в самолете, и в аэропорту, и фельдшеров неотложной помощи.

– То есть вы хотите сказать, что он вёл себя ровно так, как вели себя ваши лабораторные крысы в тяжелой стадии болезни?

– Вы совершенно верно поняли. И самое главное в этой истории то, что вирус крайне заразен. Крайне. И если, как говорил тот санитар, Левинсон несколько человек укусил – то можно быть уверенными в том, что эти люди тоже заражены. А потом они заразят своих родных и близких, и так далее по цепочке. К сожалению, господин Карпентер, мы стоим на пороге очень масштабной эпидемии. И в наших силах её хотя бы локализовать.

– Ясно. Очень, очень плохо. Просто ужасно. Я, конечно, через наших коллег сделаю запрос по пассажирам самолёта, которым летел Левинсон, а также по фельдшерам скорой, которые его везли, но насколько это решит проблему и не пропустим ли мы ничего – большой вопрос. Я подозреваю, что речь идёт о всемирном карантине, если в течение пары суток мы не выявим очаги и не устраним их. Тогда такой вопрос, Оливия: что по времени протекания болезни? Рассказывайте всё, только кратко и основное.

Оливия Тэйлор кратко изложила все детали исследования, попутно обрисовав симптомы и указав на то, что антибиотики и вакцины, работающие на вирусе бешенства, совершенно отказываются работать на мутировавшем штамме. И, в конечном счёте, это очень сильно осложнит борьбу с болезнью. Джон слушал очень внимательно, соображая, что делать дальше. Затем спросил:

– Скажите, Оливия, вы точно никому ничего не говорили? Даже тому санитару?

– Точно, сэр, – соврала она, зная, что через пару часов всё будет известно. Но ей нужно было выгадать время. Оливия понимала, что ЦРУ и правительство США будут заботиться только о самих США, им глубоко наплевать на судьбу Европы, однако, в конечном счёте, это нанесёт удар и по Северной Америке, ввиду неконтролируемой миграции людей на планете. Она понимала это как никто другой, лучше всех осознавая природу того продукта, над которым трудилась целая лаборатория в течение нескольких месяцев. И Оливия чётко решила, что передаст данные куда только сможет