* * *

Когда я вернулся в спальню, Грейс снимала с кровати простыни. Она уже переоделась в черные джинсы и темно-синюю рубаху.

Когда она наклонилась над подушкой, я приблизился к ней сзади.

— Дотронешься до меня, Патрик, — сказала она, — убью.

Мои руки вытянулись по швам.

Она повернулась ко мне с улыбкой на устах и грязными простынями в руках.

— Ты знаком со словом «прачечная»? — спросила она.

— Слыхал.

Она бросила подушку в угол.

— Могу я надеяться, что в следующий раз ты все-таки постелешь свежее белье, иначе нам придется спать на голом матрасе.

— Все будет в наилучшем виде, мадам.

Она обняла меня за шею и поцеловала. Она крепко сжала меня, и я ответил ей тем же.

— Кто-то звонил, пока ты был в душе. — Она отклонилась назад в моих руках.

— Кто? Еще нет и семи утра.

— Вот и я так подумала. Своего имени он не назвал.

— Что он сказал?

— Он знает мое имя.

— Что? — Я разжал руки, которые обвивали ее талию.

— Он ирландец. Я подумала, это твой дядя или кто-то знакомый.

Я покачал головой.

— Со своими дядями я не общаюсь.

— Почему?

— Потому что они братья моего отца и ничем не отличаются от него самого.

— О!

— Грейс, — я взял ее за руку и посадил на кровать рядом с собой, — что этот ирландец тебе сказал?

— Он сказал: «Вы, наверное, прелестная Грейс. Рад познакомиться с вами». — Она взглянула на стопку постельного белья. — Когда я сообщила, что ты в душе, он сказал: «Ладно, передайте, что я звонил и иногда буду наведываться», — и повесил трубку прежде, чем я спросила его имя.

— И все?

Грейс кивнула.

— В чем дело?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Не так уж много людей звонят мне до семи утра, но если такое случается, всегда оставляют свое имя.

— Патрик, кто из твоих друзей знает, что мы встречаемся?

— Энджи, Девин, Ричи и Шерилин, Оскар и Бубба.

— Бубба?

— Ты встречала его. Громадный парень, всегда одет в шинель…

— Крутой, — сказала она. — Вид у него такой, будто он в один прекрасный день может войти в какую-нибудь забегаловку и расстрелять всех до одного только потому, что там испорчен игральный автомат.

— Угадала, это он. Ты встречала его на…

— На вечере в прошлом месяце. Я помню. — Плечи ее вздрогнули.

— Он безобиден.

— Возможно, для тебя, — сказала она. — Господи.

Я взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

— Не только для меня. Для каждого, кто мне дорог. В этом смысле Бубба безумно благородный.

Ее руки убрали мои влажные волосы с висков назад.

— Он все же психопат. Люди, подобные Буббе, заполняют приемные покои новыми жертвами.

— Ладно.

— Поэтому я не хочу, чтобы он когда-нибудь приближался к моей дочке. Понятно?

Когда родитель чувствует угрозу для своего ребенка и необходимость его защитить, он обретает особенный взгляд, в чем-то даже звериный, излучающий явную опасность. Он может быть совершенно бессознательным, и, несмотря на то, что происходит от глубокого чувства любви, пощады от него не жди.

Именно такой взгляд был у Грейс в данный момент.

— Договорились.

Она поцеловала меня в лоб.

— Поэтому не стоит наводить справки о парне, который звонил. Об этом ирландце.

— Не буду. Он сказал что-нибудь еще?

— «Скоро», — сказала она, обходя кровать. — Где я оставила свой жакет?

— В гостиной, — сказал я. — Что ты имеешь в виду — «скоро»?

Она приостановилась на пути к выходу, оглянулась.

— Когда он сказал, что будет наведываться. Помолчал секунду и добавил: «Скоро».

Она вышла из спальни, и я услышал легкое поскрипывание паркета в гостиной, когда она шла к двери.

Скоро.

Вскоре после ухода Грейс позвонила Дайандра. Стэн Тимпсон согласился уделить мне пять минут по телефону в одиннадцать часов.

— Целых пять минут! — воскликнул я.

— Для Стэна это очень щедро. Я дала ему ваш номер. Он позвонит вам ровно в одиннадцать, Стэнли очень точен.

Дайандра дала мне расписание занятий Джейсона на неделю и номер его комнаты в общежитии. Я записал все, но тут голос ее стал слабым и ломким, в нем зазвучал страх, и, прежде чем мы попрощались, она сказала:

— Я ужасно нервничаю. Как мне это надоело.

— Не волнуйтесь, доктор Уоррен. Все образуется.

— Думаете?

* * *

Я позвонил Энджи, трубку сняли после второго звонка. Но сначала я уловил непонятный шорох и шум, как если бы она переходила из рук в руки, а потом услышал шепот Энджи:

— Я возьму, ладно?

Голос Энджи был хриплым и неровным от сна.

— Алло?

— Доброе утро.

— Угу, — сказала она. — Так и есть. — На другом конце снова послышался шорох, на этот раз простынь, из которых пытались выпутаться, и скрип матрасных пружин. — Что стряслось, Патрик?

Я передал ей содержание разговора с Дайандрой и Эриком.

— В таком случае, это точно был не Кевин. — Ее голос все еще был вялым. — Это бессмысленно.

— Не совсем. У тебя есть ручка?

— Где-то имеется. Сейчас найду.

Снова шелест и шорох, что означало, что Энджи бросила трубку на кровать и отправилась искать ручку. Надо сказать, что кухня у Энджи без единого пятнышка, так как она просто не пользуется ею, ванная у нее сверкает, потому что хозяйка не терпит грязи, но зато спальня всегда выглядит так, будто в ней только что распаковали сумки после длительного путешествия во время урагана. Носки и нижнее белье выглядывают из ящиков комода, чистые джинсы, рубахи и колготки разбросаны по полу или свисают с дверных ручек и со спинки кровати. Сколько я знал Энджи, она никогда не надевала то, что решала надеть с вечера. Среди этого беспорядка можно было увидеть и книги, и журналы, и согнутые и сломанные расчески, которые валялись по полу.

Масса предметов была потеряна в спальне Энджи, и вот теперь она решила найти не что иное, как ручку.

После того как несколько ящиков были выпотрошены, а денежная мелочь, зажигалки и сережки рассыпаны по прикроватной тумбочке, кто-то сказал: