кампанию, и продолжаю их от вас получать.

Казалось, что в кабинете никто не дышал. Что все звуки исходили лишь от Дарио: грохот от ведерка, когда он поставил его на стол, звук выскакивающей пробки шампанского, шаги.

Вскоре стало так тихо, что Марко отчетливо слышал журчание мочи, которой наполнялся его стакан. Покончив с этим, он поставил его на стол и застегнул брюки.

Когда Марко повернулся, то заметил, что замерли все. Дарио стоял с открытой бутылкой, Лукреция и Сандра сидели с бокалами шампанского, а сам Витторио неотрывно смотрел только на него и даже побледнел. Марко взял бокал с мочой со стола и подошел ближе к Витторио.

— Ты мой, Бартоло. Я могу тебя возвысить, а могу уничтожить. Все, что ты имеешь, было получено при помощи меня. И ты сделаешь все, что я тебе прикажу, чтобы это не потерять, — тише заговорил Марко и, протянув бокал, приказал: — Пей. До конца.

Марко вдруг почувствовал себя на сцене во время напряженного акта. Интересно, так чувствуют себя актеры, когда перед ними разворачивается что-то, дальнейшие события чего они не могут предугадать?

Витторио забрал бокал и медленно поднес его к губам. Сандра стыдливо отвела взгляд, Лукреция же смотрела на Витторио со смесью сочувствия и удивления. Когда Витторио сделал первый глоток, то все как будто разморозились.

Витторио продолжал пить, а Марко вернулся к рабочему столу, наблюдая за ним. Если не весь, то часть фасада хорошего мужчины, которому нечего скрывать, разлеталась у него на глазах. Витторио Бартоло — обычный политик, готовый на все ради влияния: продать себя, душу и достоинство. Жалкий слизняк, неспособный держать свою жизнь под контролем. И переведя с него взгляд вперед, Марко невозмутимо спросил:

— Готова поужинать, Лукреция? Или у тебя остались здесь какие-то дела?

4.2. Лукреция. Прошлый год. Сентябрь

Лукреция лежала на кровати, пялилась в потолок и слушала, как Витторио говорил по телефону с женой. Казалось, что стены квартиры теперь запомнят и это. Что в будущем будут изводить еще и этим малоприятным воспоминанием. Есть что-то унизительное в том, чтобы лежать голой после секса и слышать, как мужчина, который еще двадцать минут назад был на тебе и в тебе, обсуждает с другой женщиной их совместную жизнь.

Лукреция накрылась одеялом с головой, чтобы заглушить голос Витторио. Надо было действовать по плану, который она наметила после завтрака с Нико в прошлом месяце — уехать в Монтальчино после приема. Неужели она правда добровольно вступила в отношения с мужчиной, с которым даже не может открыто поужинать в городе? Просто пройтись по парку и поцеловаться?

Сотни мелочей, о которых обычно даже не задумываешься, сразу же возникли перед глазами, как будто бы дразня одновременно своей простотой и недоступностью.

— Ты чего спряталась? — вдруг по-доброму усмехнулся Витторио.

Лукреция не ожидала, что он уже закончил разговор, и удивилась, когда Витторио стянул с ее головы одеяло.

— Думала, что не найду? — игриво продолжил он, залезая на кровать.

Лукреция не сопротивлялась тому, что Витторио оказался сверху. Она почувствовала, как он залез под одеяло, тяжесть его голого тела на себе и развела ноги, закинув их на него, чтобы Витторио удобнее устроился. Вдруг он поднес руку к ее лицу и аккуратно убрал с него пряди волос, нежно касаясь кожи, поглаживая, словно хотел запомнить это ощущение.

Даже взгляд Витторио изменился. Он смотрел со смесью нежности и горечи, от чего Лукреции стало не по себе.

— Что-то случилось? — спросила она, поглаживая Витторио по спине. Пальцы медленно скользили по его позвонкам вниз, а он все молчал.

Первый. Второй.

Витторио криво улыбнулся, с большей горечью смотря на нее.

Третий. Четвертый. Пятый.

Лукреция поняла, что начала считать позвонки, просто чтобы отвлечься от тревожности, все сильнее охватывающей ее.

— Нам придется что-то поменять, Лукреция, — наконец заговорил Витторио. — Марко сообщил, что начал подготовку к предвыборной кампании и…

Он не договорил. Провел рукой по волосам: нежно, трепетно, заботливо. После чего поцеловал в губы все с той же теплотой.

— Мне нельзя себя подставлять, — оторвавшись, тише продолжил Витторио. Его губы касались губ Лукреции, дыхание опаляло кожу. На миг он показался драконом, огонь которого сейчас распространялся по всему телу.

— Ты разве не с Сандрой сейчас говорил? — вдруг опомнилась Лукреция.

— С ним тоже, — быстро ответил Витторио и поцеловал ее в шею. Обжигающе, более страстно, заставляя вцепиться в его спину крепче и думать только об этом моменте. — Не представляю, как буду без тебя, Лукреция.

Она почувствовала стояк Витторио и шире развела ноги. Если их ждет перерыв, то почему не насладиться друг другом еще раз?

— Мне уже пора идти, но как от тебя оторваться?

Лукреция через слово разбирала, что Витторио бормотал ей в пылу страсти, касаясь губами кожи, целуя, куда придется. Она чувствовала движение его члена в себе и пыталась попасть в ритм, насаживаясь глубже, почувствовать каждой клеточкой момент. Запомнить. Напитаться.

Одеяло слетело. Витторио ускорился. Лукреция неожиданно для себя выпала из процесса, задумавшись над тем, что она делала, для чего ей это. Чтобы дальше мучить себя воспоминаниями, смотря на идеальную супружескую пару в обществе? Настроение проникло в тело и, кажется, осталось Витторио незамеченным. Лукреция лежала, постанывая что-то в ответ, но больше уже ждала, пока он кончит.

Дни летели. Лукреция решила потратить это время на обдумывание всего происходящего. Про Неаполь часто говорят, что это город-хаос. Самый многоликий из всех городов Италии. Одновременно и прекрасен, и опасен. Поражал и своей красотой, и грязью. Особенно осенью, когда лето отступало, а осень постепенно приходила, раскрашивая город в угоду себе.

Лукреция сидела перед холстом у себя в квартире, смешивала краски в палитре и не могла понять, что хотела нарисовать. Прогулка по городу оставила много образов: на Сант-Анджело распивали просекко, радуясь жизни, недалеко группа, видимо, туристов, собралась в кучку, не зная, как перейти дорогу со слишком хаотичным движением. Лукреция дошла до улицы «Сканнакаполи» и невольно улыбнулась, увидев магазинчики с красными ладошками и перчиками — от сглаза, мужского бессилья и неудач. Рядом стояли вертепы, в которых были фигурки святых и политиков.

Если бы кто-то спросил, чем пропитан дух Италии, то Лукреция бы, не задумываясь, ответила — властью, сексом, семейными узами и кровью. Время шло, но Италия так и держалась на связи политиков, мафии, церкви и проституток. Проходят столетия, а связи между ними становятся только запутаннее и сложнее.

Хотя преступно еще не отметить местную кухню и искусство.

И как изобразить на небольшом холсте весь хаос и противоречивость Неаполя? Может, поэтому абстрактные экспрессионисты в Штатах стали