«Какая Филия? — Парэс, явно терял ход мысли Ардета. — Да, и с чего ты взял, что во внешний? Видуя опытный лекарь, таких оставляют всегда в аббатстве. А может быть, вообще, к какому-нибудь аббату приставят. Представляешь, как Эт удивится? Все его жизненные стремления можно обогнать одним «зачатием». Он, кстати, предположил сегодня, что ты убежал, просто, чтобы не платить».

Парэс сам уже смеялся в трубку, так как не мог сдерживаться от собственных же шуток. Ардет тоже, немного посмеивался, и возможно он даже поддержал бы этот «вечер юмора», но Видуя вышла из ванной. Друзья попрощались и все разошлись спать.

Глава 3. Как раньше уже не будет

За окном раздавались истошные женские крики. Шрам вскочил с постели и постарался подбежать к окну, но почти сразу же рухнул на пол из-за непослушных ног и адской головной боли.

«Похмелье. Нужно уметь вовремя останавливаться». — подумал про себя Шрам, но всё же, собравшись с силами, дополз до окна, так как любопытство было сильнее недуга.

За окном, по двору, видимо, из дома напротив, бежала полуголая женщина и истошно кричала. Женщина показалась Шраму знакомой, но откуда именно он ее знал, Шрам припомнить не мог. Конечно можно было бы собраться с мыслями и попытаться вспомнить, но делать этого ему не хотелось. Во-первых, головная боль была сильнее силы воли, а во-вторых, картина прояснилась сама собой, после того, как из того же дома напротив, выскочил вслед за полуголой женщиной — полуголый Клок. В одной его руке, было, что-то на подобии железной трубы, второй же он держал полуспущенные штаны. Именно, потому, что полуголая женщина была голой именно на нижнюю половину, она легко оторвалась от полуголого в своей верхней части Клока. Тот достаточно быстро запутался в своих штанах и рухнул в пыль.

Так как Шрам предусмотрительно, с вечера не раздевался, он достаточно быстро спустился во двор и подошел, к пыльному и полураздетому другу.

«Ты чего с утра пораньше, весь двор развлекаешь? — с улыбкой, периодически сменяемой гримасой от головной боли, спросил Шрам. — Оделся бы хоть».

«Очень смешно, — пытаясь отдышаться и отплеваться от пыли, ответил Клок, — твоего друга, чуть не ограбили, а ты смеешься».

«Кто тебя ограбить пытался?» — всё так же весело поинтересовался Шрам.

«А ты сам не видел, что ли? — раздражено, ответил Клок — Какого я кабана по улице гнал! Хоть бы одна тварь помогла. Нет же, все смотрели и хихикали. Но беда, в следующий раз, может постучаться и в их двери! Этот апатрид, похоже, тут уже всё разнюхал и вернется вскоре».

«Конечно вернется. — уже еле сдерживая смех, говорил Шрам. Он даже на время забыл о похмелье, — Только вернется этот апатрид опять к тебе. Потому что ты опять ее сам же и позовешь после очередной пьянки. И тебе опять никто не поможет, потому что ты опять будешь на весь город орать, что женишься на ней, сразу после «пробного заезда».

Шрам уже не мог сдерживаться, и хрюкал зажимая нос руками. Клок же просто стоял, и на его лице читались все его мысли. Это тот редкий случай, когда на лице человека было четко написано, что он практически всё вспомнил, но наотрез, отказывался признавать этот факт даже для самого себя.

«Мне что-то подсыпали в самогон… — многозначительно, не меняя каменного выражения лица, сказал Клок, — Не мог я сам, по собственной воле, пустить ЭТО в свой дом…»

«С удовольствием с тобой бы это обсудил, но нам пора на утреннюю службу. — как бы с пониманием поддержал Шрам. — Иди, одевайся и пойдем».

Почти всю дорогу до храма друзья шли молча. Причины на то были весьма очевидны. Шрама мучила головная боль и мысли о предстоящем вечере. Клок же просто не желал разговаривать, удрученный, своим вчерашним проколом, из которого вылился утренний позор. Но, ближе к храму, их догнал Кабан. Но, не тот кабан, которого Клок гонял всё утро, а Кабан, которого друзья знали уже давно. Кабан был их общий знакомый, который во времена перерывов между раскопками, на которых он работал, всё свободное время проводил, либо с Клоком, либо с Шрамом.

Кабан, получил свое прозвище не за поросячьи ушки. А за массивный вес и рост под два метра, поэтому, когда он неожиданно поздоровался с приятелями, Клок даже подпрыгнул от неожиданности того, как накрывшая его тень произнесла:

«Привет, парни! Что тут интересного за последнее время было? — Кабан радостно шлепнул по плечу подпрыгнувшего Клока. — Только ночью вернулся с раскопок».

«Когда возвращался, всё спокойно было? — ухмыляясь, спросил Шрам. — А то тут Клока чуть не ограбили!»

«Да, ладно? — Кабан, неподдельно удивился — Воров поймали? Успели украсть, что-нибудь?»

«Судя из того, что я видел, — начиная похрюкивать, ответил Шрам, — украсть пытались достоинство и честь. Воров — нет, не поймали. Гады оказались, более быстрыми и хитрыми. Но больше всего поражает гражданское безразличие. Ты представляешь? Ни один, я повторюсь, ни один…»

«Хорош уже, — Клок толкнул в плечо Шрама, — перебрали вчера, притащил домой страшную девку…»

«Тетку…» — тут же поправил Шрам.

«…тетку, — в угоду Шраму, поправился Клок, — с утра, естественно, пришел в себя и выгнал ее».

«Причем выгонял металлической трубой и голым». — пояснил Шрам.

«Да, да, это очень интересная история, — недовольно перебил Клок, — сегодня на службе, наверняка, всё время ей уделят»,

«Похоже, я пропустил всё самое интересное». — Кабан поддержал разговор, но было видно, что он не в силах понять всей тонкости сарказма.

«Ладно, давайте посерьезней, — скомандовал Шрам, — в храм заходим».

«…. жизнь в скованности привела общество к упадку, и только силами и молитвами преподобной святой Мульерис, человечество поняло, насколько, важна заповедь «Плодитесь и размножайтесь!» — голос партийного жреца, монотонно и немного гнусаво объяснял суть святых писаний. Этот жрец, в отличие от вчерашнего, не зачитывал главы святых писаний, а рассказывал о том, что и как нужно понимать в святых вещах.

«…посмотрите на эту икону в святой книге, — продолжал гнусавить жрец, — мы видим, что святая Мульерис крупнее, семи мужчин стоящих вокруг нее. Этой иконой Спаситель нам, показывает, что она, своими делами, как бы возвышается над простыми смертными. Что она выше, всех тех партийцев, которые приговорили ее к смерти. Но при этом видно, что она смотрит без зла, с любовью. Это спаситель через нее смотрит на нас. И уже через несколько страниц мы видим икону, на которой Мульерис лежит казненная, в своем хрустальном гробу, а