После меня в душ идёт он. Моется довольно быстро и в комнате появляется обёрнутым в одно только полотенце – в районе бёдер. Его плохо вытертое и местами мокрое тело вызывает во мне неприятные мысли и ощущения, и я тороплюсь отвести взгляд.

- Извини, я сейчас оденусь, - обещает и выходит, прихватив вещи из своей гардеробной. Через пару минут возвращается уже в футболке и мягких спортивных штанах, укладывается рядом и, прежде чем выключить свет, спрашивает:

- Что обычно ты делаешь перед сном?

- Занимаюсь.

- Чем?

Я не знаю, как охарактеризовать выражение его лица, но такой тип улыбки определённо относится к категории «Игривых». Мне это не нравится:

- Преимущественно чтением медицинской литературы, - сообщаю тоном, не оставляющим сомнений.

- Окей, - говорит и больше не улыбается, - но сейчас каникулы, ты телевизор не смотришь?

- Нет.

- Я тоже. Тогда выключаем свет и спим?

- Да.

В темноте его близость кажется отдалённой, а этот вечер и вся предшествующая ему неделя - причудливой фантасмагорией, способной родиться только в такой больной голове, как моя. Глаза быстро привыкают к темноте, которая никогда не бывает полной в большом городе. Вначале я прислушиваюсь к звукам, в надежде уловить размеренность дыхания спящего рядом человека и расслабиться, но тишину в комнате нарушает лишь приглушённый своей дальностью гул автобана и редких сирен служебных машин, скрежет поезда, подъезжающего к станции скайтрейна. Так медленно и бесшумно, как только это возможно, я поворачиваю голову влево, чтобы взглянуть на парня рядом и убедиться в том, что он спит, но наталкиваюсь на блеск его открытых глаз и почти сразу слышу:

- Спи! – шёпотом. – Всё будет хорошо. Теперь всегда всё будет только хорошо…

Good Weather For An Airstrike - Rescue

Mazzy Star - Take Everything

Halsey – Clementine

Я просыпаюсь ранним утром: голубоватый тусклый свет уже очень хорошо освещает комнату с синими стенами. Некоторое время изучаю сосредоточенного индейца на фотографии, висящей на стене рядом с окном, стараясь понять, чем именно завораживает его взгляд. Догадываюсь – грустью, и в ту же секунду теряю к нему интерес: теперь мои глаза смотрят на облака, плывущие по сине-сиреневому морю. Это не моё окно, в моём болтаются от ветра или мокнут под дождём ветки пихты.

Бесшумно поворачиваюсь и вижу: он обвил своё тело вокруг меня, не касаясь ни в одной точке. Его голова и правая рука расположены надо мной, необъятный, как горная Ванкуверская гряда, торс рядом, ноги согнуты в коленях под моими ногами. Он обёрнут вокруг меня одной большой буквой «С».

Обещал не прикасаться, и слово своё держит.

Я знаю, что не спит. Слышу шелест его мыслей, но слов разобрать не могу. Набираюсь смелости и медленно поворачиваю голову: его глаза открыты и смотрят в мои, лицо спокойное, но не безмятежное. Улыбки нет, однако я ощущаю, что он улыбается мне весь, целиком.

Мы лежим и смотрим в глаза друг другу, наблюдая за тем, как с растущей яркостью света всё чётче и чётче проявляется рисунок радужки. Я вижу яркий изумрудный цвет, темнеющий к зрачку, и правильные, ровные волокна радужки.

- Привет, - тихо говорит.

- Привет, - отвечаю.

- Как спалось?

Я теряюсь, а он не настаивает на ответе.

На кухне усаживаюсь на один из стульев, смутно соображая, что это, скорее всего, чьё-то место, а чужие места лучше не занимать. Хозяин, тем временем, быстро осматривает чистую миску с полки, затем тщательно моет её новенькой губкой и вытирает насухо бумажным полотенцем:

- Ребята моют посуду в машинке, но она не всегда справляется с поставленной задачей, - поясняет свои действия.

Я не знаю, стоит ли комментировать эту информацию, поэтому молча разглядываю кухню: качественные шкафы, остров с гранитной столешницей посередине, хорошая техника. Такого большого холодильника я ещё не видела - с двумя дверцами, как в обычном шкафу, и контейнером для воды.

- Эту квартиру подарила мать, когда мне исполнился двадцать один год.

- Добротная, - хвалю.

- Да, хорошая, - вынимает из холодильника банку с йогуртом, достаёт с полки хлопья:

- Хлопья с йогуртом будешь?

- Буду.

А куда мне деваться, если ничего другого не предложили?

- Что ты обычно ешь на завтрак?

- Хлопья, как все, только с молоком. Фрукты ещё.

- Какие?

- Любые. Просто фрукты.

- Яблоки?

- Можно и яблоки.

Он кивает, откладывая часть клубничного йогурта в мою тарелку:

- У меня сегодня только клубничный, у тебя нет аллергии?

- Я люблю клубнику. Аллергии у меня совсем нет.

- Это отлично, - кивает.

Затем включает новостной канал, и мы синхронно проваливаемся в хронику мировых и местных Ванкуверских событий.

- Ты обычно чай пьёшь или кофе? – спрашивает, не глядя.

- Кофе.

- Хорошо. Хочешь попробовать чай с мятой? Я завариваю только свежие листья - утром пьётся приятно и полезно ещё.

- Попробую.

- Отлично.

Снова это отлично.

Вдруг обнаруживаю его в прихожей зашнуровывающим шнурки на кроссовках:

- Я на пять минут: мята закончилась, магазин недалеко.

Бегу вслед шнуровать свои:

- Я с тобой.

И прежде, чем он успевает возразить, объясняю:

- Не хочу оставаться в чужой квартире одна.

На лестнице его спина загораживает мне весь обзор, и я, подскакивая вслед за ним, как Пятачок вслед за Винни, усердно пытаюсь понять, достаю ли макушкой хотя бы до его лопаток.

По дороге мы больше молчим, изредка поглядывая друг на друга, и его взгляды сосредоточенные, серьёзные, но не злые. В Воллмарте находим мяту, по пути к кассам заходим в фруктовый отдел и набираем яблок и клубники.

- Я думаю, сегодня пообедаем где-нибудь в хорошем месте, а вообще, чем ты питаешься в течение дня?

- Чем получится.

- А точнее?

- Если есть выбор, покупаю овощные салаты, а если дома - готовлю их сама.

После этих откровений мы направляемся в соответствующий отдел:

- Бери, что нужно, - командует.

И к фруктам добавляются овощи, причём мой спутник внимательно изучает всё, что я кладу в корзинку.

- Ты - настоящее травоядное! - комментирует с улыбкой.