К началу ХХ века белорусский был языком крестьян и наивных мыслителей и воспринимался имперскими элитами как диалект низкой, ограниченной, крестьянской культуры – в соответствии со статусом его носителей. В этой ситуации активисты возрождения обозначали свою цель как достижение признания родного языка и национальной культуры в государственных институтах и образовании, освобождение от невежества, отсталости, нищеты и присоединение к европейскому цивилизационному процессу. Национальное движение предполагало «разбудить народ» при помощи культуры; во время революции и Гражданской войны выкристаллизовалась идея создания национального государства, и в марте 1918 года, во время немецкой оккупации, сторонники белорусской независимости провозгласили в Минске Белорусскую Народную Республику, формально просуществовавшую несколько месяцев. По мнению Пера Радлинга, с точки зрения белорусского национального строительства это государство было скорее «выражением намерения»[85]. После прихода Красной армии на этих территориях была образована Белорусская Советская Социалистическая Республика, объединенная затем с Литвой в образование под названием Литбел, при этом значительные восточные территории были включены в состав России. В марте 1919 года польская армия начала наступление на Литву, Беларусь и Украину, и польское правительство объявило, что будущее этих земель будет решаться «свободным волеизъявлением народа, чье право на самоопределение ни в коем случае не может быть ограничено»[86], а генерал Пилсудский выступал в Минске с речью на белорусском языке, однако через некоторое время единственным официальным языком был объявлен польский. С окончанием военных действий в 1921 году в Риге был подписан договор о разделе оспариваемых территорий, на который белорусские представители не были приглашены. Согласно этому договору, западные земли края отошли к Польше, восточные были включены в состав РСФСР (позднее перешли к БССР), а центр был закреплен за Белорусской ССР.

В Восточной Белоруссии в межвоенное двадцатилетие шло строительство социализма и создание Советской Белоруссии, республики с четырьмя государственными языками (белорусским, русским, польским и идишем), но приоритетом белорусского. Ирония, замечает канадский историк Дэвид Марплз, состоит в том, что именно советская власть укрепила и расширила БССР (присоединив некоторые восточные, а позднее и западные территории), создала промышленность и целенаправленно поддерживала и развивала белорусскую культуру и школу и таким образом способствовала укреплению чувства отдельной национальной принадлежности[87]. В то же время в 1930-х была уничтожена значительная часть интеллигенции, как белорусской, взращенной на идеях дореволюционного национального возрождения, так и польской, и еврейской. Межвоенный период был отмечен началом индустриализации и модернизации сельского хозяйства, ликвидацией безграмотности, расширением образования и книгопечатания на родном языке. Через несколько лет после того, как была образована Белорусская ССР, самый известный белорусскоязычный поэт Янка Купала в поэме «Неназванное» писал о национальном государственном строительстве и рисовал образ родины как хозяйки, наконец-то обретшей свой собственный дом:

С течением времени в символическом пространстве советской эпохи белорусская нация характеризовалась как советская, равная среди равных, стремящаяся достичь полной грамотности населения, развить экономику и модернизировать сельское хозяйство, однако в начале того периода, о котором идет речь в этом тексте, до этого было далеко.

По другую сторону границы (проходившей в то время в 40 километрах к западу от Минска, вблизи станции Негорелое), в буржуазной Польской республике или, как было принято говорить, в «панской Польше» белорусы составляли компактно проживающее национальное меньшинство и, таким образом, находились приблизительно в тех же политических условиях, которые были характерны для многих народов Центральной Европы, боровшихся в XIX веке за национальное признание в составе полиэтнических империй. Обращение к истории этого периода позволяет увидеть, как могут быть соположены национальный и гендерный порядки, а также как различные национальные проекты структурируют формы публичной и частной жизни и коллективных идентичностей в соответствии со своими политическими целями. Материалом для анализа в первом случае являются документы архива Женотдела ЦК КП(Б)Б, а также журнал «Беларуская работніца і сялянка» («Беларусская работница и крестьянка») 1920–1930-х годов. Во втором используются документы белорусских женских организаций, работавших на территории Западной Беларуси, а также публикации в журнале «Жаноцкая справа» («Женское дело»), который издавался в Вильно.

Строительству социалистической Белоруссии предстояло развернуться на территориях, которые с 1914 года являлись зоной военных действий. Они неоднократно переходили из рук в руки (к немцам, полякам, большевикам), а значительная часть населения была вынуждена покинуть свои дома и превратилась в беженцев. Наступивший вслед за военным коммунизмом период НЭПа часто представляется как относительно благополучное время «золотого советского червонца»; вместе с тем это был период острой безработицы, ухода сельских жителей в города, роста проституции и так называемого «беспризорного» материнства. В документах белорусского Женотдела – специальной секции, созданной при центральном, областных и уездных комитетах коммунистической партии для решения женского вопроса в 1918–1920 годах, – указывалось: «В то же время надо отметить рост женской безработицы, главным образом за счет деревни…»[89] (1925 г.), а в докладной записке давалась характеристика текущего момента в Белоруссии:

«…Основной кадр безработных женщин является неквалифицированной рабочей силой, главным образом выходцы из деревни, местечек, что объясняется громадной аграрной перенаселенностью деревни (40 %) и разоренностью местечка и кустарного населения в городе.

Кроме этих моментов, мы имеем поток перебежчиц из Западной Белоруссии и даже Польши и беженцев из СССР, стремящихся на родину, в Западную Белоруссию и застревающих в наших городах.