Через шесть недель, в июле, в пятницу утром, я разговаривала с одним из моих коллег в Британском геологическом обществе и случайно положила правую руку на шею чуть выше ключицы.

В одном из моих лимфатических узлов была маленькая твердая опухоль. Я сразу же поняла – это снова рак.

Не могу передать, что я тогда почувствовала. Возможно, вы видели фильмы ужасов, где сверхъестественный убийца постоянно воскресает из мертвых, чтобы добраться до своих жертв. Но это лишь отдаленно похоже на пережитое мной. Почему это чудовище не оставит меня в покое? Я много раз боролась с ним и побеждала, но он все равно возвращался. Меня охватило леденящее понимание того, что болезнь не отвяжется, пока не заберет мою жизнь.

Я побежала к телефону и позвонила секретарю радиотерапевта. В течение получаса он перезвонил и сказал, что, даже если мы встретимся сейчас, он ничего не сможет сделать, поскольку ему требуется оборудование онкологической клиники. Мы договорились на следующий вторник. Осмотрев мою шею, он наверняка понял, что это рак, но все же назначил биопсию. Он уверил меня, что, даже если это рак, методы лечения все равно есть. Правда, мне от этого легче не стало.

Опухоль удалили; это заняло всего день, поскольку хирургическое вмешательство было минимальным. К тому моменту я настолько эмоционально выдохлась, что уже ничего не чувствовала.

После операции мне рекомендовали принимать тамоксифен, но я отказалась, зная, что лекарство увеличивает вероятность возникновения других типов рака – например, эндометриального (эндометрий – слой, выстилающий полость матки)21. Кроме того, я знала нескольких женщин, принимавших тамоксифен, у которых были неприятные побочные эффекты, и все равно они умерли от рака. В такие минуты человек опирается на личное восприятие, а не на данные статистики. Мне посоветовали облучить яичники, чтобы избавить организм от эстрогенов и других гормонов.

Удаление яичников может проводиться хирургическим путем, но чаще используется радиотерапия; в соответсвующее отделение меня и направили. Этого я боялась больше, чем облучения при удалении рака в грудной стенке. Меня пугала перспектива столь быстрой менопаузы; я представляла, что скоро буду выглядеть гораздо старше, кожа моя станет тоньше, волосы поседеют, кости будут хрупкими. Кроме того, после менопаузы большинство западных женщин начинают полнеть. Это отражает изменение гормонального статуса по мужскому типу, когда любой дополнительный вес переходит в талию, а не в грудь или ягодицы, из-за чего многие женщины в менопаузе утрачивают женственные формы. Поначалу у меня были приливы, но, когда я начала питаться по-новому, они прекратились. Я не выгляжу как большинство женщин после наступления менопаузы: коллеги на конференциях часто просят у меня лишние тампоны, а медсестры и врачи, берущие мазок или другие анализы, всегда задают вопрос о месячных. Моя кожа, волосы и ногти в прекрасном состоянии, а фигура остается такой же, какой была последние двадцать лет. Я убеждена, что этот омолаживающий эффект оказали перемены в питании, речь о которых пойдет в следующих главах (большинство азиатских женщин сохраняют свою молодость гораздо дольше женщин Запада).

Через две недели после удаления опухоли я пришла в больницу, чтобы снять швы. Хирург подтвердил, что опухоль была злокачественная, а затем попросил меня подойти к висевшему в кабинете зеркалу. Разве мне не нравится его работа, поинтересовался он. Действительно, шрама было почти не заметно. Однако я была не в настроении оценивать его мастерство – напротив, меня разозлила его бесчувственность. Неужели он не понимал, как я расстроена возвращением рака? С тех пор прошло время, и сейчас я действительно восхищаюсь тем, как здорово поработал хирург. Я благодарна ему за то, что он использовал методы пластической хирургии, чтобы скрыть уродливый шрам на шее. Сегодня я понимаю, что он пытался быть вежливым. Он тщательно осмотрел меня и сказал, что никаких следов рака у меня нет.

Так оно казалось. Больше никакого рака. Все раковые клетки в моем организме были вырезаны или уничтожены излучением, а уровень эстрогенов – один из САМЫХ СЕРЬЕЗНЫХ факторов риска – снижен, если не исчез вообще.

Если б это было правдой!

Спустя примерно две недели после снятия швов и несколько дней после завершения лечения, стимулирующего менопаузу, я почувствовала под шрамом большое зудящее вздутие. Опухоль вернулась буквально через несколько дней. Место вокруг нее было болезненным, но сама опухоль не болела, хотя была очень заметной и походила на половину маленького вареного яйца у основания шеи. Поначалу я решила, что это инфекция, и отправилась на прием к радиотерапевту. Осмотрев шею, он мягко сказал, что это снова рак, и меня наполнили дурные предчувствия.

Надежды больше нет. Мне оставалось только сдаться и немедленно умереть. Какой смысл продолжать лечение?

Я вспомнила фильм «Бутч Кессиди и Санденс Кид». В конце истории обоих преступников преследует группа людей. Как бы они ни пытались спрятаться, преследователи все равно находят их след. Я чувствовала себя так же: как я ни пыталась побороть рак, от него было не избавиться.

Однако радиотерапевт повел себя великолепно. Он не дал мне загрустить и долго убеждал пройти курс химиотерапии, не обращая внимания на мои возражения, что в этом нет никакого смысла. (Сейчас мне стыдно, что я отняла у него так много ценного времени.) В итоге я согласилась: попытаться стоит хотя бы для того, чтобы провести больше времени с семьей, и врач записал меня на первый сеанс через три дня.

Мысли о химиотерапии меня очень тревожили. Я представляла себе лысых, худых людей, страдающих от побочных эффектов – сильной тошноты и рвоты. Больше всего я боялась потерять волосы, поэтому купила хороший парик, а потом обратилась к своему парикмахеру. Он подстриг его так, чтобы парик выглядел точь-в-точь как мои настоящие волосы. Однако мне не довелось его надеть, поскольку волосы не выпали.

Процедура химиотерапии состоит из введения антираковых препаратов, которые благодаря кровообращению распространяются по всему организму. Это системное антираковое лечение. Сегодня существует множество различных лекарств, то и дело испытываются и изучаются новые вещества. Химиотерапевтические агенты препятствуют размножению клеток, запрещая им реплицировать свои ДНК. В некоторых случаях антираковые препараты (как и радиотерапия) стимулируют самоубийство, или апоптоз, раковых клеток. К сожалению, эти вещества атакуют все делящиеся клетки. Сильнее всего они влияют на ткани, где происходит быстрое деление, – на слизистую пищеварительного тракта, волосяные луковицы и костный мозг. В этом причина побочных эффектов химиотерапии – тошноты, рвоты, потери волос, анемии. Особенно тяжело приходится быстрорастущим клеткам костного мозга: из-за нанесенного ущерба может возникнуть анемия, снижается способность организма противостоять инфекциям, увеличивается вероятность внутреннего кровотечения, поскольку организм производит очень мало красных и белых кровяных телец и тромбоцитов (клеток, участвующих в свертывании крови).

Первые препараты для химиотерапии появились в сороковые годы XX века – это был побочный результат работы нацистов над химическим оружием. Поначалу лекарства не приносили положительного эффекта, поскольку их вводили по отдельности или даже друг за другом. В шестидесятые годы врачи обнаружили, что некоторые виды рака – к примеру, лейкемия – излечимы, если лекарства вводить в комбинации. К сожалению, твердые опухоли, в том числе рак молочной железы, редко лечатся одной только химиотерапией22.