– Представляю, как тебе было страшно, – тихо произносит Сомер.

Фейт опускает взгляд, у нее дрожат губы.

– Я подумала, он сейчас меня убьет.

У нее по щекам текут слезы, и Эрика тянется через стол и берет ее руки в свои.

– Ты невероятно храбрая. Осталось еще совсем немного, обещаю.

Фейт собирается с духом.

– Он толкнул меня на пол. Я упала на спину. Пол был холодный. В мелких камешках. Я кричала и брыкалась, но он схватил меня за ноги и стащил трусики.

Теперь слезы текут ручьем, щеки стали красными.

Женщины снова переглядываются. Именно этого они и опасались. И теперь у них нет выбора: они должны надавить на девушку.

– Фейт, – мягко говорит Сомер, – сейчас я задам очень деликатный вопрос. Очень личный. Я сожалею, что вынуждена его задавать, и поверь мне, я бы его не задала, если б не крайняя необходимость. – Следует пауза, она крепче сжимает руки девушки. – Ты можешь сказать… тебе делали операцию по изменению пола?

Фейт отводит взгляд. Качает головой.

– Еще нет. Может быть, потом.

– Как ты думаешь, тот, кто это сделал, – по-твоему, он мог знать?

Теперь Фейт поднимает голову и смотрит на них. Она широко раскрывает глаза.

– Вы хотите сказать, был ли он удивлен? Вы спрашиваете у меня именно это?

Сомер чувствует, что у нее горит лицо.

– Извини, Фейт, я не хотела быть грубой. Но ты должна понять, почему я спрашиваю, – это огромная разница. Мы хотим понять, с каким преступлением имеем дело. Чтобы сузить круг тех, кто мог это сделать.

Фейт вытирает слезы тыльной стороной ладони. Полицейские ждут, не торопят ее. Эрика слышит доносящийся откуда-то с улицы лай. Надрывистый. Обиженный. Вероятно, опять эта проклятая чихуахуа.

– Фейт, кто еще знает о том, что вы – трансвестит? – наконец спрашивает Эверетт. – Помимо ваших родных?

У нее дрожит голос.

– Здесь больше никто. Я никому не говорила.

– Даже своим подругам? Даже своей лучшей подруге?

Фейт отводит взгляд.

– Я не хочу, чтобы на меня смотрели и видели парня, одевшегося девушкой. Таращились, стараясь определить, какие мелочи меня выдают. Я хочу, чтобы все видели меня.

– Ну а там, где вы жили раньше? В Бейсингстоке, не так ли? Ты поддерживаешь связь с кем-либо оттуда?

Она пожимает плечами.

– Я хотела начать заново. Оставить все позади.

Ей не нужно объяснять: обе женщины прекрасно представляют себе, на что это было похоже.

Фейт снова принимается теребить бусы, проводя пальцами по буквам своего имени.

– Ты сделала замечательный выбор, – говорит Сомер, указывая на бусы. – Прекрасное имя. Необычное. – Она едва не добавляет «как и ты сама», но останавливается. Эрика хотела сказать комплимент, но, возможно, получилось у нее не совсем то.

Девушка заливается краской.

– Маме больше понравилось бы имя Даниэль. Или Данни, как Данни Миноуг[18]. Она говорила, что было бы проще, если б имя изменилось совсем чуть-чуть. Но я хотела больших перемен. Хотела, чтобы все стало по-другому. – Теперь у нее на лице гордость. И вызов. – Вот почему я выбрала Фейт. Это имя говорит, кто я на самом деле.

– И во всем Оксфорде нет никого, кто знает правду? – спрашивает Эверетт. – Кто мог бы выбрать вас своей целью из-за вашего прошлого?

Фейт качает головой.

– Нет. Никого.

Констебли стараются не смотреть друг на друга, но обе думают одно и то же. Что, если нападавшего, как и всех прочих, убедила внешность Фейт? Или же он знал ее тайну и именно поэтому выбрал ее? В любом случае, понимает ли Фейт, какая опасность ей угрожала?

Однако лицо девушки отвечает на этот невысказанный вопрос. Она прекрасно все понимает. Она уже давно это поняла. Это реальность, с которой она прожила половину своей жизни.

– Вы можете рассказать нам, что произошло дальше? После того, о чем вы только что рассказали? – Даже Эв, которая уже много лет занимается этим и прошла специальный курс обучения, как вести себя с жертвами сексуальных преступлений, стыдливо бежит от прямого вопроса.

Фейт обвивает себя руками, туже кутаясь в свитер. Руки у нее трясутся.

– Фейт, он тебя обидел? – тихо спрашивает Сомер.

– Нет, этого не было, – та качает головой. – Но я думала, что мне будет плохо. Я почувствовала, как он подошел вплотную – я услышала его дыхание, – затем схватил меня за волосы, и стало очень больно; я почувствовала, как отрывается шиньон, и снова начала брыкаться, но тогда я почувствовала… нож… прижатый к коже… он провел им по моему животу… и…

Она снова плачет.

– Все в порядке, не торопись.

Девушка моргает, прогоняя слезы, вытирает глаза и поднимает взгляд. Губы у нее дрожат, но она не опускает голову.

– Я обмочилась, понимаете? Подумала, что он сделает мне больно… прямо там, внизу… и обмочилась.

* * *

Адам Фаули

2 апреля 2018 года

12:17

Алекс наливает мне стакан сока и опирается о столешницу. На тарелке в раковине остатки ее обеда. Салат с курицей: бурый рис, постные белки, сочная зелень – Алекс строго соблюдает диету. Но в тарелке осталось слишком много, и лицо у Алекс осунулось. Мне это не нравится.

– Патронажная сестра только что прислала сообщение, что задержится, так что если этот таинственный мистер Асанти придет вовремя, мы проскочим.

Сейчас Алекс подталкивает меня. Ей любопытно посмотреть на Асанти с тех самых пор, как я впервые упомянул о нем.

– Никакой он не таинственный, Алекс. Просто прочитать его совсем непросто. Он совсем не похож на Гислингхэма…

Алекс широко улыбается – Гис ей очень нравится.

– Или на Куинна.

Теперь она морщится.

– Слава богу! На наш маленький городок хватит и одного Куинна.

Я подхожу к чайнику, в настоящее время любимым напитком Алекс является зеленый чай с вишневыми листьями. Наверное, мы полностью обчищаем «Уэйтроуз»[19].

– Я бы просто предпочел, чтобы никто с работы сейчас не приходил сюда. Я пока что еще никому не говорил… о ребенке.

Алекс косится на свой живот.