– Крысы, – произнес Бен, словно читая мои мысли. – Крысы, крысы, крысы. Сотни крыс. Тысячи крыс. Их теперь больше, чем нас. Планета крыс. – Он хрипло рассмеялся, а я подумала, что у него, вероятно, начался бред. – Знаешь, что меня доканывает? Вош говорил нам, что иные наблюдали за нами веками. Вот как такое возможно? О, я понимаю, что это возможно, у меня другой вопрос: почему они не напали на нас еще тогда? Сколько людей было на Земле, когда строились пирамиды? Зачем ждать, пока нас станет семь миллиардов и мы расселимся по всем континентам, а на смену копьям и дубинам придут продвинутые технологии? Нравятся сложности? Паразитов в доме лучше уничтожать до того, как они превзойдут вас по численности. А что Эван? Он говорил что-нибудь об этом?

Я откашлялась:

– Он сказал, что мнения разделились, некоторые были против нашего уничтожения.

– Хм. Так они что, спорили по этому поводу шесть тысяч лет? Болтались вокруг, потому что никак не могли решиться, пока в конце концов не нашелся тот, кто сказал: «Какого черта, давайте просто покончим с этими ублюдками».

– Я не знаю. У меня нет ответов на все вопросы, – буркнула я и ощетинилась.

Если я знала Эвана, это еще не значило, что я знаю все на свете.

– Вош, конечно, мог нам врать, – задумчиво сказал Бен. – Не знаю, может, чтобы забраться к нам в головы, наладить с нами контакт. Он меня зацепил с самого начала. – Бен посмотрел на меня, а потом отвел взгляд. – Может, не следует в этом признаваться, но я преклонялся перед этим парнем. Я думал, что он… – Бен повертел рукой в воздухе, будто хотел поймать нужное слово, – лучший среди нас.

У него затряслись плечи. Я сначала подумала, что его сильно лихорадит. А потом поняла, что причина в другом, поэтому оставила свой пост у окна и подошла к нему.

Парни обычно не расклеиваются на публике. Для них это личное. Нельзя, чтобы кто-то видел твои слезы. На людях плачет размазня, неженка, слабак и тряпка. В общем, это не по-мужски и все такое прочее. Я не могла даже представить, чтобы Бен Пэриш, тот, каким он был до Прибытия, расплакался перед кем-то. У прежнего Бена было все, на него хотели быть похожи все ребята в школе. Он разбивал сердца, но сам был непробиваем.

Я присела рядом с Беном. Я к нему не прикасалась и не стала ничего говорить. Он был сам по себе, я – сама по себе.

– Извини, – пробормотал Бен.

– Не извиняйся.

Бен вытер тыльной стороной ладони одну щеку, потом вторую.

– Знаешь, что он мне сказал? Вернее, даже пообещал. Что избавит меня от всего. Опустошит и наполнит ненавистью. Но он не сдержал слова. Вместо ненависти я исполнился надежды.

Я понимала, о чем он говорит. В убежище – бессчетное количество поднятых вверх детских лиц. Глаза ловят мой взгляд, в них вопрос, который страшно произнести вслух: «Я буду жить?» Все взаимосвязано. Иные это понимали даже лучше, чем большинство из нас. Без веры нет надежды, без надежды пропадает вера, нет любви без доверия и доверия – без любви. Убери одно, и построенный людьми карточный домик рухнет.

Вош хотел открыть Бену правду. Показать ему безысходность надежды. Но какой в этом был смысл? Если их цель заключалась в уничтожении человечества, зачем заморачиваться, когда можно просто взять и стереть нас с лица земли? Наверняка у них в распоряжении была куча вариантов скорой расправы. Но они растянули процесс на пять волн нарастающего ужаса. Зачем?

До сих пор я считала, что иные не испытывали к нам ничего, кроме презрения, ну, может, с примесью отвращения. Так мы относимся к крысам, тараканам, клопам и прочим мерзким низшим формам жизни.

«Ничего личного, человечки, но вы должны уйти».

Мне никогда и в голову не приходило, что тут может быть что-то личное. Оказывается, убить нас – это слишком мало.

– Они нас ненавидят, – произнесла я, обращаясь и к себе, и к Бену.

Бен удивленно взглянул на меня, я посмотрела ему в глаза. Мне стало страшно.

– Нет другого объяснения.

– Кэсси, они не испытывают к нам ненависти, – сказал Бен мягко, словно маленькой перепуганной девочке. – Просто у нас есть то, что они хотят получить для себя.

– Нет.

У меня по щекам покатились слезы. Для Пятой волны было одно, и только одно объяснение. Глупо искать какие-то другие причины.

– Бен, суть не в том, что они хотят вычистить от нас планету. Они хотят вычистить нас.

– Ну все, – сказал Бен. – Время вышло.

Он встал, но у него это плохо получилось. Не выпрямившись до конца, он тяжело хлопнулся на задницу. Я положила руку ему на плечо:

– Я пойду.

Бен с силой хлопнул себя по бедру.

Я открыла дверь и выглянула в коридор.

– Не могу этого допустить, – пробормотал Бен.

Что он имел в виду? Не мог потерять Чашку и Кекса? Боялся, что все мы пропадем по одному? Не желал отступать перед своей болью? Или не хотел вообще проиграть эту войну?

В коридоре было пусто.

Сначала Чашка. Потом Кекс. Теперь Дамбо. Мы исчезали быстрее, чем туристы в фильме ужасов.

– Дамбо… – тихо позвала я.

Глупое имя эхом повторилось в холодном затхлом воздухе. Я лихорадочно просчитывала в голове все варианты. От наименее возможного к наиболее вероятному: кто-то тихо нейтрализовал Дамбо и спрятал его тело; его взяли в плен; он что-то увидел или услышал и пошел проверить, в чем дело; ему захотелось в туалет.

Последнее предположение заставило меня на пару секунд задержаться в дверях. В коридоре так никто и не появился, и тогда я вернулась в номер. Бен уже встал и проверял магазин М-16.

– Не предлагай мне разные варианты на выбор, – сказал он. – Это не важно. Мне не к чему гадать.

– Оставайся здесь, с Сэмом. Я пойду.

Бен шаркая прошел вперед и остановился прямо передо мной:

– Извини, Салливан, но он – твой брат.

Я напряглась. В комнате было холодно, но кровь у меня стала просто ледяной. Бен говорил жестко, прямо и вообще без каких-либо эмоций.

«Зомби. Бен, почему они назвали тебя Зомби?»

А потом он улыбнулся. Это была самая настоящая улыбка того самого Бена Пэриша.

– А те ребята, снаружи, они все – мои братья.

Бен обошел меня и неверными шагами направился к двери. Ситуация быстро развивалась от невероятно опасной к опасной до неправдоподобия. Другого выхода я не видела: переползла через кровать Бена и схватила Сэма за плечи. Тряхнула его хорошенько. Он проснулся и тихонько заскулил. Я зажала ему рот ладонью:

– Сэмс, слушай меня! Что-то плохое происходит.

Я достала из кобуры люгер и вложила его в маленькие ладони брата. Сэм округлил глаза. От страха и, кажется, от радостного возбуждения, что мне очень не понравилось.