первого, второго, третьего триместра, рождественские каникулы и, конечно же, долгое лето, напоминавшее о том, что и он когда-то был старшеклассником. Эх, это не забывается — тягучее донельзя лето среди раскаленной пустоши Нового Белграда и то волнение, когда за горами, за долами, после долгой езды по узким серпантинам, за последним витком, с заднего сидения отцовского «жука» вдруг взору является море.

Море.

Впоследствии он понял, что этот вид, эта изумительная, делающая тебя счастливым ширь, на самом деле — ипостась смерти. Он подумал об этом и на третий день июльской непогоды, которую все в поселке — отслеживая прогнозы и досадуя на налетевший южный атмосферный фронт: встретившись с волной более холодного материкового ветра, он создавал завихрения, вздымал листья, пыль, полиэтиленовые пакеты и бумагу, приносил с моря запах ширящегося тлена, словно дул из иного, потустороннего мира — воспринимали с наивными чаяниями: вот-вот все уляжется.

Не улеглось, черта с два. К вечеру третьего дня поселок, который лежал, словно в горсти, у края залива, откуда, невзирая на холмистый рельеф и разбросанные тут и там острова, все же виднелось немного открытого моря, в разгар лета почти совсем опустел. Накануне вечером Михаило встретил супругов, которые занимали доставшийся им от родителей первый этаж, — Михаило и Милица в июле-августе довольно тесно общались с ними с того самого момента, как выкупили свою часть дома. Странная все же штука жизнь: от прежних соседей, с которыми они отпуск за отпуском проводили бок о бок, в городе их отделяла лишь пара автобусных остановок — чета жила в Новом Белграде, в Квартале 21 — однако же, по возвращении домой они никогда не ходили друг к другу в гости, хотя на отдыхе и те, и другие клялись непременно продолжить это приятное общение и в городе, ведь это все же город, а не муравейник, попранный стопой Господней, где суматошно мечутся люди, сталкиваются, обдают друг друга запахами или, чаще всего, притворяются, что друг друга не замечают. Встретившись случайно, они выказывали взаимную радость, передавали приветы тем, кто при этом отсутствовал, а если такая встреча происходила между Милицей и дачной соседкой, то дамы обязательно расцеловывались и соглашались в том, что при первой же возможности надо повидаться всем вместе… Однако в конечном итоге до этого не доходило. Мир — о, да! — зиждется на том, что все забывается тут же, и они опять ждали лета, чтобы возобновить общение и провести несколько приятных дней в теплой компании, каковую они сами же собой и являли.

На сей раз, однако, это не состоялось, и заведенная привычка была нарушена. Соседи снизу приехали чуть раньше, чем Михаило, и, не успев еще привыкнуть к его обществу, но, разумеется, спросив, когда прибудет Милица, решили завершить свой отпуск досрочно и вернуться в ад, потому что город — это ад, мудрость сия не нуждается в сверке со Священным Писанием, она постигается в процессе бытия. Первые два дня Михаило проветривал дом, который, оттого, что стоял почти у самого моря и долго пустовал, даже летом отдавал сыростью, и тут ничего не могли поделать ни новейшие лаки и краски, якобы водоотталкивающие; он не поленился, предварительно оставив нараспашку на двое суток все окна и ставни, чтобы дом прокалило беспощадное июльское солнце, развести в воде известку, взять в руки валик и заново побелить стены. Милица любила свежую побелку в доме, да и он, человек педантичный до мозга костей, терпеть не мог ни малейшей грязи. Ближе к закату, поскольку жариться на солнце он не любил, предпочитая лежать под старой липой с книжкой, попивать пиво и подремывать, изредка передвигая шезлонг по мере перемещения тени и все время перебарывая в себе стремление очистить и упорядочить хотя бы свой внутренний мир, раз уж с миром внешним все равно ничего не поделаешь, он надумал от скуки составить список всего, что его бесит и вызывает отвращение. Он полагал, что с помощью такой мантры ему удастся не то чтобы освободиться от жизненных помех, поскольку, и он это прекрасно знал, сие невозможно — мир существует, даже когда нас в нем нет, и содержит все мелочи, которые его же и составляют, — но хотя бы убедить себя кое-чего не замечать. Ведь то, что мы не замечаем, хотя и является частью мира, но, по большому счету, не является частью нас. А то, что мы замечаем, причем замечаем маниакально, сводит нас с ума. Так и рассудком повредиться недолго.

Чего я не люблю? Много чего, но я никогда не вдавался в подробные рассуждения на эту тему. Если нельзя объяснить, что и почему ты любишь, ибо любовь не выразить словами, то, может быть, стоит перечислить все то, что не любишь? Это, пожалуй, более простая задача. Наверное, если я уясню это для себя, жизнь станет легче. Станет, как же. И все-таки. В любой голове есть дурацкий, длинный-предлинный список, и я тоже попытаюсь поименовать все то, что вызывает в нас неприятие, отвращение, опаску, презрение, чувство неполноценности, боль — да-да, и боль. Я, например, не люблю, когда кто-то бросает мусор из окна, это и в комментариях не нуждается… Кратчайшим путем избавляются от всего подряд… Ладно там окурки и зубочистки, это еще пустяк, то ли дело кошачьи-собачьи экскременты, слегка прихваченные, чтобы не замарать рук, туалетной бумагой — и все это разлетается при ударе о землю.

Каждое утро я смотрю на тротуар перед домом. Чего там только нет! Увядшие цветы, пустые сигаретные пачки, скомканные бумажные платки, использованные прокладки, отслужившие презервативы, целлофановые пакеты, пустые и полные — пожива для птиц и собак; черствый хлеб, обглоданные куриные кости и свиные хрящи, салфетки с пятнами жира; сломанные игрушки, битые бутылки, консервные банки, плевки с прожилками крови, сгустки зеленых соплей, старые газеты, смятые чеки, осколки елочных украшений, яблочные очистки, апельсинные корки, банановая кожура, шкурки от киви, вишневые косточки… Зависит от сезона.

А вот это бывает круглый год:

Мне противно смотреть на женщину, которая, идя по улице, закидывает в рот и пережевывает еду. Мужчины — свиньи в силу своей натуры, им простительно, но эта слюнявая, разверстая тьма полости рта женщины режет глаз, и весь мир словно меркнет. Не нравится мне и запах женской мочи, с души от него воротит. Не то, чтобы я не научился подавлять неприязнь или тактично дать кому-то понять, приятен он мне или нет, и все же… Я ненавижу тех, кто во всем оправдается, виня других. И тех,