– Чего?

– Во время учебы я помогаю в библиотеке, так что достану тебе экземпляр. Говорят, что, разбираясь в «Калевале», можно сдать на «отлично» не только историю и литературу, но и алгебру. Наши учителя уважают тех, кто чтит местную культуру, и, поверь, это не пустые слова. Будешь знать «Калевалу», сдашь и любой другой предмет.

– Ничего себе, – равнодушно отзываюсь я.

Слабо представляю, как какой-то там эпос поможет мне сдать физкультуру или, например, химию.

Но Оливию это мало беспокоит: она продолжает увлеченно рассказывать о местных легендах, обычаях, чудесных озерах и заповедных территориях.

Честно говоря, я не знаю, как реагировать, потому что в любых других городах мои сверстники начинали рассказы о своей родине с того, что описывали все интересные места, в которых можно было вкусно поесть, послушать музыку, потанцевать или посмотреть новинки кинопроката. Никто из них никогда не вел со мной беседы о природе, свежем воздухе, богатой растительности и не звал меня в поход на речку.

– Так, значит, ты подала документы в гимназию? – уточняет Оливия, когда мы, сделав два круга по городу, изможденные возвращаемся домой.

– Да, меня зачислили в десятый класс.

– Это потрясающе! Выходит, мы будем учиться вместе? – бросив велик, она обнимает меня.

И я неуклюже хлопаю ее ладонью по спине.

Еще никогда незнакомцы не проявляли такую искреннюю радость от того, что им светило времяпрепровождение со мной.

– Спасибо, что показала мне Сампо, – говорю я, когда мы размыкаем объятия.

Глаза Оливии загораются светом – так, будто ее пьянит сама жизнь.

– Если ты не очень-то любишь жару, то тебе непременно понравится здесь, – смеется она.

Я еще никогда не видела человека, который бы каждую минуту выглядел абсолютно, неутомимо и полноценно счастливым.

– И спасибо за велик, – добавляю я.

– О нет, оставь пока у себя, – отмахивается соседка. – Думаю, он будет полезен тебе до наступления холодов. Здесь, конечно, ездит автобус, но гораздо лучше для здоровья добираться в школу на двухколесном.

– А, ясно, – киваю я. – Тогда вообще – огромное, большое-пребольшое спасибо.

– Всегда пожалуйста, – подмигивает она.

И мы расходимся. 14

В последний день перед учебой мы отправляемся с Оливией и Отсо на Каменное озеро. Моя соседка ужасно возбуждена поездкой, она приводит ее в дикий восторг. Оливия без умолку трещит о том, как мне понравится. Девушка так красноречива, что я и сама начинаю верить в то, что все так и будет.

– Это озеро ледникового происхождения, поэтому вода в нем настолько чистая, что слепит глаза! – тараторит Оливия, пока мы тащимся на машине по извилистой грунтовой дороге, утопающей в высоких деревьях.

Я уже поняла, что она буквально помешана на озерах. Вероятно, из-за связи с фамилией – järvi переводится с финского как «озеро».

– Сегодня лучше всего будет клевать лосось, – сообщает нам Отсо.

А я в это время думаю о том, чем же занимаются мои друзья в городах, где мы успели пожить в последние годы. Жаль, что здесь не ловит интернет.

Когда внедорожник замирает у берега, я спешу выбраться на свежий воздух. Застегиваю куртку и оглядываюсь. Под нашими ногами валуны, вниз по склону – блестящая водная гладь, и стройные сосны отражаются в ней густой, ровной порослью. Зрелище захватывает дух, и я сразу же убеждаюсь, что Оливия не преувеличивала: озеро настолько прозрачное, что отражающееся в нем небо буквально выстилает дно.

– Вода, которая течет из кранов в Сампо, – отсюда, – с гордостью говорит Оливия.

– Какое оно тихое, – выдыхаю я. – Озеро.

– Это обманчивое впечатление, – усмехается Отсо, доставая из багажника удочки. – Если поднимется ветер, будут сильные волны.

– Идем, прогуляемся! – зовет меня за собой соседка.

– Только недалеко, Оливка! – предупреждает ее отец.

– Мы тут, вдоль берега, пап.

Он зовет ее Оливкой. Надо же. В моей груди разливается незнакомое тепло. Интересно, как бы звал меня отец, будь он жив?

– Переживает, что встретим животных, – поясняет Оливия.

– Кого, например? – Я перебираю в голове животных севера. – Оленя?

– Или волка, – спокойно говорит она. – Или медведя.

– Может, тогда не стоит отходить далеко? – таращусь на нее я.

– Мы по берегу, – смеется Оливия, переступая с валуна на валун.

Она явно тут в своей стихии, а вот мне с непривычки хочется оглядываться и ступать осторожнее. Не доверяю я скользким резиновым сапогам.

– В окружении леса мне всегда уютно, – объясняет Оливия. – Не бойся, Анна, прыгай сюда!

Она подзывает меня, и я, стараясь сохранять равновесие, перебираюсь с одного камня на другой.

– Почему? – спрашиваю я. – Единение человека с природой тебя так заводит?

– Когда мама была жива, мы часто ездили сюда всей семьей. – Ее голос звучит глухо и надтреснуто.

Очевидно, эти воспоминания ее ранят.

Я поднимаю взгляд, но вижу, что девушка улыбается. Ее глаза светятся теплом.

– Сколько тебе было, когда она умерла?

– Восемь. – Ее губы дрожат. – Рак. Мама боролась три года. Она настоящий боец.

– Мне жаль, – тихо говорю я. – Прости.

Мой отец умер от сердечного приступа, когда мне было шесть. Может, я была слишком мала, чтобы воспринять ситуацию так, как Оливия. По крайней мере, улыбка не держится на мне, точно приклеенная.

– Я часто прошу папу привезти меня сюда или на любое другое озеро, чтобы вспомнить, как мы отдыхали на природе все вместе. Тут и в лесу я слышу маму. – Оливия останавливается и смотрит на меня так, будто сейчас, в этот самый момент, открывает мне нечто сокровенное. – В шуме ветвей, скрипе стволов деревьев, в плеске воды, в криках птиц – мне кажется, я слышу ее голос везде. Я прихожу сюда, чтобы поговорить с ней. Спрашиваю и слушаю, что она ответит.

Надеюсь, она шутит.

Мои брови невольно поднимаются, но я делаю над собой усилие и понимающе киваю.

– Может, не пойдем дальше? – опасливо озираюсь я на лес.

Не хотелось бы встретиться с медведем, если честно.

– Хорошо, – соглашается Оливия.

Мы шлепаем по камням обратно.

– Ты верующая? – спрашиваю я, заметив серебряный крестик, показавшийся из-под ее воротника во время очередного прыжка с камня.

Девушка опускает взгляд и сжимает его в ладони.

– А ты – нет?

Я жму плечами.

– Не знаю.