Дневная серовато-коричневая пелена на небе сместилась к западной кромке земли. Темные пески ночи, громоздившиеся у порога зашедшего солнца, теперь окончательно погребли его.

Между группами шатров скрытно пробирался молодой человек. Он двигался странно: неуверенно и в то же время целеустремленно. В сумерках загорелись лампады, костры, звезды, а бледный призрак города, словно парус стоящего на якоре корабля, отдыхал посреди окружившего его лагеря.

Юноша, младший из трех братьев, далеко отошел от места расположения своего лагеря. Он пробирался через пески, далеко огибая городские стены, придерживаясь правила не приближаться к ним ближе, чем на расстояние в сто шагов. Он завернулся в плащ, хотя ночь выдалась теплая.

Наконец он подошел к рощице благоухающих деревьев, где несколько девушек набирали воду из украшенной орнаментом огромной чаши.

Эти девушки почти одновременно заметили странного парня, покинувшего свой лагерь. Они не узнали его, но две из них непроизвольно затаили дыхание. Девушки сразу вспомнили о другом незнакомце, который иногда бродил ночью по лагерю. Но плащ того будто бы имел черные крылья… Однако этот незнакомец не казался таким уж важным, скорее он выглядел застенчивым. Девушки захихикали над ним, прикрывшись рукавами.

Выждав немного, юноша кивком подозвал одну из девушек и, когда она подошла, сказал:

— Извини, что отрываю тебя от дела, но я ищу шатер мастера, изготавливающего сумки.

— Которого? Седобородого или другого, хромого?

— Или старого Кривоноса? У него еще жена похожа на козу! — смело вмешался в разговор звонкий голосок другой девушки.

Юноша потупил взгляд и плотнее закутался в плащ. Казалось, он нес что-то под плащом, вероятно, сумку, которая требовала ремонта.

— Наверно, того, которого вы назвали Кривоносом, — ответил парень. — Если это он живет на краю лагеря, ближе к пустыне.

— Там нет никакого мастера сумок, — заявила третья девушка.

— Значит, я ошибся… — начал юноша озабоченно, но его остановила вторая девушка.

— Он разыскивает хромого, который вчера перенес свой шатер подальше от нас и все ворчал, что наш шум нарушает его религиозные размышления. Правда, я сомневаюсь, что он займется сумками, — добавила она. — Он хочет, чтобы в его голове водились только благочестивые мысли.

— Тем не менее могу я попросить вас отвести меня к нему? — настаивал юноша.

Девушки яростно тряхнули волосами и уставились на него, как стая львиц.

— Это недалеко. Разве такой большой и сильный бык, как ты, не может сам найти дорогу?

— Увы! — отозвался юноша. — Мне мешает мой недостаток: я слеп на один глаз.

Девушки смутились. Вблизи святого города можно было бы вести себя и получше с увечным человеком и, уж конечно, говорить повежливее.

— Я провожу тебя, — быстро отозвалась смелая девушка. Она поспешила к юноше и взяла его за руку. — Это там.

Оставив остальных, девушка повела путника мимо деревьев к шатров в более пустынную часть лагеря, где шатров было мало и они стояли далеко друг от друга.

На земле сгущались тени, небо уже надевало свой звездный наряд. Внезапно юноша остановился и беспокойно заерзал.

— Что случилось?

— У меня был кошелек для мастера. Но, кажется, он соскользнул с моего кушака.

— Я не слышала звона монет.

— Это неудивительно. У меня слишком мало денег, чтобы они звенели. Пожалуйста, поищи на земле, может быть, ты найдешь мой кошелек, потому что я мало на что способен в темноте.

Девушка нагнулась к земле, ища кошелек, хотя и не слышала его падения. Как только она сделала это, мнимый калека тут же крепко схватил ее и зажал ей ноздри и рот. Не обращая внимания на отчаянные попытки девушки вырваться, внезапно прозревший юноша держал несчастную до тех пор, пока она не потеряла сознание от нехватки воздуха.

По пустыне бродили львы. Теперь их стало на одного больше. Новоиспеченный «лев» тащил безжизненное тело девушки, но не в пасти, а на руках. Кроме того, он нес разные приспособления, которыми настоящий лев не смог бы воспользоваться, — кусок веревки, кусок материи и свернутый в кольцо кнут.

«Лев» уходил через ночные пески все дальше: прочь от этих паломников, от их огней, их песен, их религии — туда, где его не увидят боги Белшеведа.

Здесь, у скал, юноша связал девушку веревкой и бросил на землю. Он заткнул ее красивый рот грязным кляпом и развернул кнут. Тот самый кнут, который он посмел поднять на Азрарна и который князь демонов схватил рукой. Тогда холодная молния зажглась на конце кнута, прошла через кнутовище в тело дерзкого юноши и превратилась в истому. Он запомнил это сладкое мучение.

Теперь юноша поднял кнут и хлестнул им свою жертву. Когда конец кнута коснулся тела, врезаясь в него, словно нож, младший брат почувствовал, как огонь — невидимый, но все же ощущаемый каждым нервом — заскользил к нему вдоль скрученной кожи кнута. При втором ударе огонь проник в кнутовище. При третьем ударе наслаждение, как расплавленное серебро, потекло по руке безумца, и он застонал.

На девятом ударе, вскрикнув, юноша без сознания упал на песок.

Позднее, когда взошла луна, юноша поднялся со страшной свинцовой тяжестью в сердце и во всем теле. Он пополз, как жалкая тварь, чтобы взглянуть на объект своей страсти. Несчастный изверг наклонился к окровавленному плечу, но девушка умерла еще на седьмом ударе: кнут перебил артерию, когда красавица лежала без сознания. По крайней мере в этом Судьба была к ней благосклонна.

Луна взобралась на небо, подглядывая за безумцем. А он тем временем закопал свою жертву в песок и песком же очистил свои руки от крови. Слезы текли по его щекам, а душа ныла. Но при воспоминании об огне, вытекающем из кнута, пульс юноши ускорился, и в отчаянии он понял, что ему придется убивать еще не раз. Такова оказалась кара, которую он навлек на себя. Таков был черноволосый «бог», одаривший ею.

Возвращаясь к своему лагерю через рощу, юноша заметил ребенка, спящего под деревом. Поблизости никого не было, и убийца развернул кнут. Ребенок даже не успел закричать: ему перерезало горло первым же ударом — Судьба снова оказалась милосердна. Свой собственный стон безумец сдержал, задыхаясь от наслаждения и боли, и впал в состояние, подобное смерти.

Когда младший брат на этот раз пришел в себя, его стошнило. Не задерживаясь, чтобы закопать тело, он убежал, скрывая окровавленные руки под плащом.

Одержимый больше не мог вынести этого. Надо было хоть как-то оправдать эту непреодолимую тягу к убийству. Например, так: «Бог посетил меня и приказал так поступать. Это не моя воля, а его». Плача от страха, но заручившись небесным приказом, молодой человек спрятался в шатре своих братьев.

Однажды ночью тот самый почтенный мудрец, который спорил с Азрарном о природе богов, глубоко задумался.