Жаклин кивнула, но ничего не сказала.

– За окном раздался взрыв, полыхнул белый свет ядерного холокоста. Вам остается пять секунд. Что вы сделаете?

Она смотрела на улицу. Там был лишь тусклый свет туманного дня.

– Не знаю, – сказала она и посмотрела на Шанса. – А вы?

Он потянулся через стол и взял ее за руку:

– Вот что. Может, ничего другого не остается. Знаете, держащихся за руки людей находили везде, от Помпеи до башен-близнецов Всемирного торгового центра. Все мы умрем. Имеет значение лишь то, что мы делаем в отпущенное нам время.

Ее глаза наполнились слезами.

– Вы хороший врач, – сказала она.

– Люди хотят чудес. Иногда единственное чудо – это когда я беру вашу руку. Это и есть чудо.

Прошло мгновение. Она снова обрела самообладание.

– Что мне делать? – спросила она его.

– Думаю, вам надо начать с правды.

– Он убьет меня. Сказал, что убьет, и я ему верю.

– Сейчас мы говорим о вашем муже, а не о неизвестном человеке, пробравшемся к вам в дом? Я просто для ясности уточняю.

Она кивнула, мол, так и есть.

– Вас избил ваш муж.

Она улыбнулась, словно намекая на наивность его вопроса.

– Он не стал бы. Не стал бы сам пачкать руки.

– Но он сделал это? Вы именно это пытаетесь мне сказать? Важно, чтобы тут между нами не было неясностей.

Она пожала плечами и отвернулась.

– Вы когда-нибудь говорили с адвокатом? Или другим полицейским? Есть адвокаты, которые специализируются по делам об угрозах…

– Я говорю с вами.

– Но сейчас, когда вы действительно пострадали…

– Думаете, это в первый раз? Слушайте, я знаю, что к чему. Чего не знаете вы, чего никто не знает… о том, какой он умный. Он разбирается в законах. А еще он сумасшедший. В конце концов он меня достанет. Такой уж он. Знает людей. Может сесть в тюрьму и все равно добиться своего. – Ее голос в первый раз сорвался. – Он знает, как дела делаются, – шепнула она. – Он знает, как сделать, чтобы Жаклин исчезла.

– Теперь вы заговорили о себе в третьем лице, – сказал Шанс. – Я сейчас что, с Джекки разговариваю?

– Нет. Я не знаю. Плевать мне на Джекки. – Она помедлила, потом сказала: – У меня есть дочь.

Шанс замер. Ни в одном из документов, относящихся к ее делу, не было никаких упоминаний о ребенке. И в их первоначальной беседе о детях тоже речи на шло. Он некоторое время внимательно изучал ее в тусклом свете кафе.

А Жаклин Блэкстоун разглядывала свои руки.

– Это его ребенок?

Она покачала головой.

– Мне было семнадцать. Мы с ее отцом никогда не были женаты. – Она заколебалась, но продолжила: – Я отдала ее на удочерение. Мы снова стали видеться два года назад. Она учится в школе при университете. Реймонд платит за ее обучение.

– Реймонд – это ваш муж. – Он понял, что впервые слышит, как Жаклин произносит это имя. Она знаком дала понять, что да. – Почему вы ничего не сказали об этом у меня на приеме?

– Наверно, я больше всего боялась тогда, что мои симптомы вызваны неврологией.

Шанс сначала хотел сказать, что он – не только психиатр, но и сертифицированный невролог, и что для объективной оценки симптоматики нужно знать все без исключения факты, относящиеся к делу. Но, поразмыслив, счел, что в сложившихся обстоятельствах покажется излишне сварливым, решив оставить эту тему в покое хотя бы до поры до времени.

– Как я понимаю, – сказал он наконец, – вы убеждены, что ваша дочь тоже в опасности.

– Он так сказал.

Шанс считал себя не понаслышке знакомым с теми махинациями, которыми люди творят архитектуру собственных тюрем, казематов, откуда, из подвальных окон, лишь изредка доносится крик узника. Будто Гудини, мы конструируем машинерию собственных ловушек, и в конце концов нам приходится либо вырываться из них, либо умереть. Погрязнув в связанных с разводом правовых и финансовых трудностях, Шанс обнаружил, что не является исключением из общего правила, хотя в его случае речь шла скорее об образной смерти, чем о буквальной, особенно если сравнивать с Жаклин Блэкстоун.

– Кроме предусмотренной законом помощи, – после очередной долгой паузы сказал Шанс, – не знаю что вам и предложить. Вы продолжаете работать с Дженис?

– Он запретил. Мне непросто было прийти сюда. Это опасно для меня. – Ее глаза внимательно осматривали помещение. – И для вас тоже. Может быть, я подвергаю вас риску. Мне следовало подумать об этом.

Второй раз за день все предстало перед Шансом в новом свете.

– Часто угрозы сильно отличаются от реальных поступков людей, – сказал он, но все же заметил, что его пульс участился.

– Верно, – ответила она.

– Послушайте, – сказал он, – это нелегко, я понимаю. Чем вы рискнете, чтобы вновь стать хозяйкой собственной жизни? Рискнете возможностью потерять эту самую жизнь? И речь не только о вас. Вашу дочь тоже следует учитывать. Я не могу сказать, как вам поступить. Я по-прежнему думаю о консультации с кем-нибудь, более сведущим в законах… Меня часто приглашают в суд в качестве эксперта. Эти дела редко бывают уголовными, но я знаком с несколькими адвокатами. Могу навести справки. Кроме того…

Внезапно она потянулась через стол и взяла его за руку.

– Может, все так, как вы говорили, – сказала она. – Может, нужно только вот это. Может, ради этого я и пришла.

Это движение поразило его. Его рука была в ее руке, а он сидел и рассматривал Жаклин в слабом предвечернем свете. Боже, думал он, на эти скулы можно посадить самолет, и удивлялся, как же в их первую встречу умудрился столько всего не заметить. Она притянула его ладонь к себе и сжала, обручальное кольцо, которое она все еще носила, впилось ему в пальцы. Он представил, будто смотрит на них со стороны. Представил, кем они могут показаться в этот миг. Представил, что это смотрит на них плохой коп. Нужно тщательнее следить за тем, как выглядишь, подумал он на манер своего отца, однако его рука осталась там же, где была. Он чувствовал, как бьется пульс на ее таком теплом запястье, касающемся основания его ладони. Чувствовал, как берет за горло страсть.

Они снова расстались на тротуаре посреди большого города, и он снова смотрел, как она удаляется, но происшествие в кафе выбило его из колеи. Сейчас он более обычного уязвим для некоторых вещей, потому что его личная и финансовая жизнь находится в тотальном и безоговорочным беспорядке в отсутствие женского общества. Стресс не способствует ясному мышлению, а человек нуждается в том, чтобы осознавать происходящее. Это все равно, что разгуливать с треклятой мишенью на треклятой спине, заключил он и на десять минут опоздал к дочери в школу.