Автомобиль был маленький, с двумя дверцами; пассажирская была открыта. Хью услышал стук внизу. Секунду спустя от дома стремительно отделилась фигура в шляпе и темном плаще, согнулась, влезая в машину, и захлопнула дверь.

Легат в два шага пересек спальню, запрыгал по лестнице через три ступеньки, наскочил на трехколесный велосипед и едва не растянулся во весь рост. Когда он открыл входную дверь, автомобиль уже сворачивал за угол на Грейт-Питер-стрит. Секунду или две Хью глядел ему вслед, переводя дух, потом наклонился и поднял с коврика конверт. Тот был плотным, официальным по виду. Судебное отправление, быть может? Его фамилия была указана с ошибками: Леггатт.

С конвертом в руках он вошел в гостиную и сел на софу. Клапан сразу открывать не стал – вместо этого разорвал двумя пальцами сбоку и заглянул внутрь. Это был его метод приготовиться к дурным финансовым новостям. В глаза бросился отпечатанный на машинке заголовок:

Спустя десять минут он уже возвращался в контору. Везде ему виделись тревожные знаки: рубиновое ожерелье габаритных огней машин по Маршем-стрит у бензозаправки – это водители выстроились в очередь за топливом; гимн, льющийся из открытого окна в мощеном дворе Вестминстерского аббатства, где шло при свечах бдение о мире; серебристый свет камер кинохроник, обрисовывающий на фоне стен Даунинг-стрит черный безмолвный силуэт толпы.

Он опаздывал. Ему пришлось протискиваться к дому номер десять, держа сумку над головой. «Простите… Извините…» Но, едва оказавшись внутри, Хью понял, что старался напрасно. Первый этаж был пуст. Министры уже отбыли на заседание кабинета в 21:30.

Клеверли на месте не было. Легат постоял немного в коридоре, соображая, как поступить. Сайерса он нашел за столом: тот курил сигарету и смотрел в окно. Потом заметил в стекле отражение молодого коллеги.

– Привет, Хью.

– Где Клеверли?

– В зале заседаний, вызван на случай, если министры решат отправить чехам телеграмму Хораса.

– Кадоган тоже там?

– Его я не видел. – Сайерс повернулся. – У вас голос слегка переутомленный. Вы в норме?

– Вполне. – Легат показал сумку. – Просто бегал домой взять кое-какие вещи.

И ушел, пока Сайерс не успел спросить о чем-нибудь еще. У себя в кабинете он открыл сумку и достал конверт. Изменой выглядела уже попытка пронести его в здание: если его обнаружат при нем, жди беды. Следует передать послание по цепочке, сбыть с рук как можно скорее.

Через четверть часа Легат пересекал Даунинг-стрит, теперь уже более бесцеремонно прокладывая себе путь сквозь скопище зевак. Пройдя через большие чугунные ворота на противоположной стороне улицы, он очутился в обширном квадрате, образованном зданиями ведомств. В каждом горели окна: в Министерстве по делам колоний внизу в левом углу, в Министерстве внутренних дел слева наверху, в министерстве по делам Индии на верхнем этаже справа, а прямо перед ним порожки вели к входу в Форин-офис. Ночной швейцар кивнул гостю.

Коридор был просторный и высокий, в викторианском имперском стиле. Его экстравагантность призвана была впечатлять тех несчастных, кому не привелось родиться британцами. Кабинет постоянного заместителя министра располагался в углу первого этажа, выходя на Даунинг-стрит одной стеной и на Хорс-Гардс-роуд – другой. Близость расположения служит индексом власти, и для Форин-офис составляло предмет гордости то, что его ПЗМ сидит прямо напротив зала заседаний кабинета министров и может явиться по вызову за полторы минуты.

Мисс Маршан, старший дежурный секретарь, находилась во внешнем кабинете одна. Обычно она работала наверху у близорукого помощника Кадогана, Орма Сарджента, известного всем под прозвищем Крот.

Легат слегка запыхался.

– Мне нужно увидеть сэра Александра. Дело очень срочное.

– Боюсь, он слишком занят, чтобы кого-либо принимать.

– Пожалуйста, передайте ему, что это дело величайшей государственной важности.

Это клише, избитое, как цепочка от часов на черном костюме, вырвалось у него само собой. Хью слегка расставил ноги. Пусть он хватает воздух и чином не вышел, так просто его не свернуть. Мисс Маршан удивленно заморгала, помедлила, затем встала и тихо постучала в дверь кабинета ПЗМ. Потом просунула внутрь голову. Расслышать он мог только ее слова:

– Мистер Легат просит принять его.

Пауза.

– Говорит, что это очень важно.

Еще одна пауза.

– Да, думаю, вам стоит.

Из кабинета донеслось громкое ворчание.

Женщина посторонилась, пропуская Хью. Проходя мимо, он бросил на нее взгляд, исполненный такой благодарности, что она покраснела.

Простор комнаты – потолок уходил ввысь футов на двадцать самое меньшее – подчеркивал миниатюрность сэра Александра. Кадоган сидел не за своим письменным столом, а за столом для совещаний. Тот был почти целиком завален бумагами разных цветов: белый означал записки и телеграммы, светло-синий – черновики, розовато-лиловый – донесения, зеленовато-голубой – документы кабинета министров. Островками встречались крупного формата коричневые папки, перевязанные розовыми ленточками. На носу у постоянного заместителя министра сидела пара круглых очков в роговой оправе, поверх которых на Легата был устремлен несколько раздраженный взгляд.

– Итак?

– Прошу извинить за беспокойство, сэр Александр, но я счел, что вам следует увидеть это немедленно.

– О боже, что там еще?

Кадоган протянул руку, взял пять машинописных страниц, пробежал первую строчку:

Он нахмурился, затем перелистал в конец:

И Легат с удовлетворением заметил, как заместитель министра выпрямился в кресле.

Документ представлял собой директиву Гитлера: «Война на два фронта с главным направлением наступления на юго-восток, стратегический план „Грюн“».

– Где, черт побери, вы это раздобыли?

– Мне это сунули в домашний почтовый ящик с полчаса тому назад.

– Кто?

– Я их не разглядел. Человек в машине. Двое, если точнее.

– И записки не было?

– Ни строчки.

Кадоган расчистил пространство на столе, положил документ перед собой и склонил над ним свою непропорционально большую голову. Он читал с предельной концентрацией, прижав кулаки к вискам. Немецким сэр Александр владел в совершенстве – был послом в Вене летом 1914 года, когда произошло убийство эрцгерцога Франца Фердинанда.