— Ты про каких погромщиков говоришь? — раздраженно повернулся к нему Тамагочи. — Я тебе не про тех, что на Тик-Таке повеселились... Я про тех, что тем временем Ноланову нору грабанули...

Ким снова смутился и, разведя руками, чуть не сверзился в пересекавший их дорогу ручей.

— Ты мне про это ничего не говорил...

— А ты не спрашивал, господин басурман. Тебя интересовал мордобой на Тик-Так-стрит. Я рассказал все как на духу. Теперь, оказывается, тебя интересуют пропавшие взносы на Храм Единения...

— Не прикидывайся шлангом, Ник! Эти вещи взаимосвязаны... Это же очевидно.

— Отнюдь! — Стольников скроил непроницаемую мину. — Хозяин дома вызвал полицию разобраться в дебоше, который учинили трое неизвестных в квартире, снимаемой уважаемым Ноланом, как раз в то время, когда еще двое бандитов пытались спровадить Скрипача на тот свет в кофейне Санти. Мы явились, как только смогли, и констатировали акт вандализма. По квартире словно прошелся твой дальний родственничек — Мамай... Незваные гости просто перевернули все вверх дном. И дураку ясно, что искали что-то. Но, похоже, ничего особенного не унесли. Если там было что уносить... Что взять со старого холостяка?

Тамагочи утер пот с физиономии. Ким кашлянул, чтобы сдвинуть разговор с мертвой точки.

— Каждая собака в Нижнем городе знает, — продолжал Ник, — что есть только две вещи, ради которых на старика могут покуситься. Его скрипка и казна Храма. Точнее, взносы на его строительство. Но Скрипач не идиот, чтобы хранить такие вещи у себя дома под подушкой. Или даже в сейфе. Тем более что там и сейфа-то никакого нет. Никто не подал заявления в полицию о пропаже казны и тем более скрипки. Но все уверены, что казны больше не увидят. Почему — не объясняет никто. Так что... не все так очевидно, как тебе кажется, Агент. Ведь ты уже снова Агент, правда? Кто-то нанял тебя?

Ким нахмурился.

— Ладно-ладно... — дал задний ход Тамагочи. — Понимаю — профессиональная тайна и все такое...

— Бог с ними, с деньгами и скрипками...

Ким принялся растирать колено, которым неудачно въехал в угол отменно твердого валуна.

— Меня сейчас больше всего интересует сам мальчишка. Почему — не стану распространяться. Сам сказал — «профессиональная тайна и все такое»...

— Знаешь, Агент, — развел руками Тамагочи. — Каждый мальчишка — это целая Вселенная! И с какого боку тебя интересует та Вселенная, которую зовут Орри Нолан?

— Ну, для начала я хотел бы знать, откуда он взялся. Ведь, в конце концов даже если Скрипач — его настоящий отец — чего только на свете не бывает, — то кто его мать?

Тамагочи уныло хрюкнул.

— Ким, ни о каком настоящем отцовстве не может быть и речи! Просто старый колдун в одну ненастную ночь — год назад — принес мальчишку из лесу, худого, как палка, насмерть простуженного, грязного, как тысяча чертенят, и завернутого в какой-то лоскут с рунами и росписью времен Предтеч. Впрочем, насчет рун и росписи скорее всего врут. Но во что-то этот зверек завернут, конечно, был.

— Скрипач не объяснил полиции, где нашел ребенка?

— Может, и объяснил. Но объяснение это до нас, простых смертных, не довели. Скрипач, конечно, великий затворник и, молчальник, но у него порой прорезаются совершенно неожиданные связи в верхах. Он поболтал часок-другой с полицмейстером Нью-Чепеля, при закрытых дверях нанес визит муниципальному голове, и — раз-два — ему выправили разрешение на усыновление малька и другое разрешение — до малька совершеннолетия не начинать в отношении него официального расследования на предмет установления прав наследства и степени вины его истинных родителей. В оставлении без присмотра и так далее...

— Интересно... — задумчиво промычал Ким, карабкаясь (теперь уже наконец вверх) по тропинке, в конце которой замаячили долгожданные силуэты городских зданий. И вдруг высказал дикую догадку:

— А он, часом, не андроид, этот Орри?

Тамагочи уставился на него, как на дурня.

— Андроиды, дорогой, детьми не бывают. Кроме того, его бы сразу засекли, по первому же анализу крови...

— Извини, — вздохнул Ким. — Спорол-с... А вот с усыновлением — тут интересно...

— Очень, — согласился с ним Тамагочи. — Но, как говорится, не нашего ума дело. Что до мальчонки, то, похоже, травмирован он был сильно. Говорят, первое время ни читать, ни писать не умел. Говорил и то еле-еле... Но старик его выходил. Вам видеть малька приходилось? Вы с ним похожи, кстати.

— Мельком... — уклончиво определил характер утреннего знакомства со своим юным нанимателем Ким.

— Ну, тогда знаешь, — беспечно продолжил Тамагочи, — парнишка теперь для своего возраста в общем-то в форме. Хотя и тощий, как щепка. Разумеется, старый хвастун распустил слухи о том, что самолично — за год всего — от нуля выучил малька читать-писать и говорить. Но это брешут. Разумеется, у мальчонки просто память восстановилась. А Скрипач не мешал, да в обиду малька не давал. За что ему на том свете зачтется. Хотя... Я лично считаю, что оно к лучшему было б, если бы в воспитатели ему кого-нибудь попроще определили... И помоложе.

— М-м-м? — озадаченно глянул на него Ким.

— Чересчур шустер парнишка. Куда старому деду за ним углядеть? Вроде как к учебе его пристроил, а в классе его только и видели. Вроде как дома учится. Только это все фигня. Шастает он по всему Нижнему городу, как будто там и родился. А в Нижнем хорошему не научат.

Ник вздохнул и махнул рукой.

— Он такой... Неслух. И язык у него подвешен оказался получше, пожалуй, чем у самого Скрипача. Даром что немым его нашли. Просто удивительно, как он еще ни в одну банду малолеток не залетел. Хотя у нас в отделе малолеток на него сигналов тьма. Но серьезного в общем-то ничего. Нолан его, слава богу, каким-то делом все ж занял — он вроде курьера при нем. По храмовым его делам и вообще...

— А про какое Предсказание говорил Санти? — вспомнил тут Ким. — Ну, что те бандиты упоминали, когда добивались от Скрипача, куда делся мальчишка...

Тамагочи поскреб в затылке.

— А бес его знает... Я в эту муру вникать даже не пробую. У этой компании без конца то Предсказание, то Весть, то фиг его знает что...

Он примолк, отдуваясь.

— Что тебе еще про малька рассказать? Я ж не нянька ему...

Они выбрались наконец из тенистых пределов парка на залитую утренним солнышком парковочную стоянку — в двух шагах от Тамагочина особнячка. К легкому удивлению Кима, верная «пульчинелла» смирно приткнулась в ее северном углу. За дворником была заткнута штрафная квитанция за неправильную маркировку номерного знака.

* * *

К дверям черного хода, ведущим на кухоньку жилища Алекса Триза, Орри подобрался второй раз за эти сутки. И второй раз ответом на его осторожное условное поскребывание в двери — неприметные и порядком обшарпанные, ведущие на пожарную лестницу старого (только в шесть этажей) полуаварийного доходного дома, угрюмо притулившегося на границе Старого и Нижнего города, — была тишина. Полная и абсолютная. Тишина, более тихая, чем та, которой бывает наполнено по-настоящему пустое жилище.