В верхней части правого бедра появился огромный синяк. Она повернулась сначала налево, потом направо, увидела отметины, оставленные граблями, но не все. Ей в голову пришла мысль; Лине сходила за телефоном, который оставила на ночном столике, и снова встала перед зеркалом. Дисплей показывал пропущенный звонок от отца. Он, наверное, звонил, когда она стояла под душем.

Девушка включила камеру, завела телефон за спину и сделала снимок. Только тогда она смогла все рассмотреть. Пара зубьев проткнули кожу, и в этих местах образовались небольшие ранки. В остальном она отделалась десятком желто-синих отметин, выстроившихся в линию.

Лине отложила телефон, наклонилась к зеркалу и осмотрела лицо. Левый глаз посинел и распух, зато нос выглядел отлично.

Полиция объявила пресс-конференцию в десять. Ей нужно было купить солнечные очки и раздобыть новую одежду.

Она завернулась в полотенце и села на подоконник в гостиничном номере. Комната была расположена выше, чем близлежащие здания, так что открывался вид на крыши и речку, для Гломмы слишком маленькую. Погода была прежней. Ветер и дождь секли стекло.

Отец ответил сразу. Она слышала по шуму на фоне, что он в машине, и поняла, что отец направляется на работу.

– Ты в порядке? – спросила она.

– Я справлюсь, – ответил он. – Я больше думаю о вас. О тебе, Томасе и Сюзанне, и о дедушке.

– Обо мне не думай.

– Как это?

Она поджала под себя ноги и не ответила.

– Ты случайно не во Фредрикстаде? – поинтересовался Вистинг.

– Случайно там. – У Лине вырвался обезоруживающий смешок.

Шум в телефоне исчез, и она предположила, что отец съехал на обочину и приложил трубку к уху.

– Что произошло? – серьезно спросил он.

Она все ему рассказала, начиная с того момента, как выдвинулась из редакции на Акерсгате, и до того, как дала письменные объяснения следователям в участке.

– Что ты сейчас будешь делать? – спросил отец.

– В десять пресс-конференция.

– Ты продолжишь заниматься этим делом?

– Сейчас это в любом случае мое дело, – ответила она. – Я его не отдам, пока полиция не поймает преступника, если я сама его не поймаю.

Отец застонал.

– Лине!

– Ну да, ну да. – Она посмотрела на часы под телевизионным экраном, зная, что отец должен вести утреннее совещание, начинавшееся в восемь. Оставалось семь минут. – Мне нужно идти, – сказала она, чтобы отцу не пришлось самому заканчивать разговор. – Потом поговорим.

– Хорошо. Слушай…

– Да?

– Я хорошо выгляжу на этой фотографии, правда?

Лине знала его, знала, что статья в газете его мучит, но ей понравилось, что он смог пошутить на этот счет. При том даже, что она понимала: это было сказано, чтобы она не волновалась.

– Очень хорошо, – рассмеялась она.

– Что-то тут не сходится, – сказал Вистинг. – Но я выясню. Узнать бы только, на чем они основываются.

– Ты выяснишь, – заверила его Лине и закончила разговор.

Она вернулась в ванную комнату, сбросила полотенце и причесала пальцами светлые, небрежно уложенные волосы.

В сумке, всегда лежавшей в машине, была косметичка и комплект сменной одежды. Лине натянула на себя чистые джинсы. Потом вспомнила кое-что, достала брюки, в которых была накануне вечером, сунула руку в карман и вытащила модель автомобиля, лежавшую на гравии перед домом Юнаса Равнеберга. Это была американская машина, все детали были на месте, ничего не упущено. Ее мог потерять преступник, но это казалось маловероятным. Она открыла и закрыла багажник, потом поставила модель на письменный стол. Ее можно будет использовать позже – как предлог, чтобы напрямую связаться со следователями.

Она надела бюстгальтер и натянула свитер с высоким горлом. Потом легла на кровать рядом с компьютером. Все интернет-издания писали о ее встрече с убийцей, не называя ее имени. Но в статье на сайте «Верденс Ганг» ее имя было указано среди авторов, и было несложно догадаться, что пострадавшей журналисткой была именно она.

Мобильный телефон засветился на подоконнике. Она взяла его и увидела сообщение от Мортена П., одного из самых старших ее коллег в криминальной редакции.

«Мы работаем на дерьмовую газету. Надеюсь, все хорошо с тобой и Вистингом-старшим. Позвони мне, если можешь поболтать».

Лине улыбнулась. Они не раз работали вместе, и она многому у него научилась. Ему было свойственно заботиться о других, что отражалось и на том, что он писал, и на том, как он вел себя по отношению к коллегам.

Она отправила ему ответное сообщение, в котором пригласила на чашку кофе и жопную историю, когда она снова сможет сидеть.

Газета Лине единственная не писала в своей онлайн-версии о фальсификации доказательств в деле Сесилии; остальные интернет-издания цитировали статью из бумажной версии «Верденс Ганг». Она прочла короткий комментарий отца о том, что он полагается на комиссию по пересмотру дела; все остальное она уже успела прочесть в редакции накануне вечером.

Согласно статье, ходатайство адвоката Хендена базировалось на двух основных пунктах. Новые исследования показали, что окурок со следами ДНК Рудольфа Хаглунна был подкинут, а также нашелся свидетель, обеспечивший последнему алиби. Не было ни слова о том, какие исследования были проведены, и Лине не могла взять в толк, как можно было, проведя анализы, прийти к такому заключению. Не было там написано и о том, кем был новый свидетель, и о том, какое алиби получил благодаря нему Рудольф Хаглунн.

Лине прикусила нижнюю губу, в ее голове была та же мысль, что у отца. Что-то тут не сходилось.

Совещание началось в восемь утра. Общая встреча с заступающими на дежурство нарядами и дежурными следователями, на которой сотрудникам сообщали о произошедшем за последние сутки и давали инструкции на день.

Вистинг вошел в комнату последним. Он закрыл за собой дверь и сел за стол. Мало кто из присутствующих ответил на его взгляд. Из тех, кто сидел вокруг стола, только Нильс Хаммер работал в этом отделе во времена дела Сесилии.

– Прежде чем мы начнем, – начал он. – Я полагаю, что вы уже слышали о деле Сесилии. Я не знаю об основаниях для ходатайства о пересмотре ничего, кроме того, о чем говорили в новостях. Адвокат Сигурд Хенден обратился к нам два месяца назад с ходатайством об ознакомлении со следственными материалами и документами по делу. На той же неделе они были ему отправлены. Сейчас мы можем только ждать работы комиссии. От них зависит, вернется ли это дело в суд.

Один из молодых офицеров уточнил, что нужно для пересмотра.

– Должны быть предоставлены новые доказательства или появиться новые сведения, говорящие в пользу оправдательного приговора, – ответил Вистинг. – Или кто-то из следователей, работавших над этим делом, должен совершить что-нибудь противозаконное.