Клерфэ резко затормозил. Они как раз выехали из тумана. Перед ними у километрового столбика стояла красная спортивная машина; одно ее колесо, заехав за столбик, висело над пропастью. Возле машины они увидели водителя — целого и невредимого.

— Вот это называется повезло, — сказал Клерфэ.

— Повезло? — заорал в ярости водитель. — А машина? Посмотрите на нее. Машина не застрахована. Да еще рука!

— В худшем случае рука вывихнута, вы же можете двигать ею. Радуйтесь, что вы вообще остались целы.

Клерфэ вышел и посмотрел на разбитую машину.

— Иногда даже километровые столбики могут пригодиться.

— Это вы виноваты! — закричал пострадавший. — Вы вынудили меня ехать слишком быстро. Я считаю вас ответственным за все. Почему вы не пропускали меня, почему устроили гонку…

Лилиан рассмеялась.

— Над чем смеется эта дама? — спросил сбитый с толку водитель.

— Это вас не касается. Но, поскольку сегодня счастливый день, я вам, так и быть, объясню. Дама явилась к нам с другой планеты и еще не знакома с нашими обычаями. Она смеется потому, что вы оплакиваете машину, вместо того чтобы радоваться своему спасению! Даме это совершенно непонятно. Я же, напротив, восхищаюсь вами. Из ближайшей деревни я пришлю вам машину, чтобы вас вывезли.

— Стоп! Так легко вы не отделаетесь. Это вы вынудили меня ехать с вами наперегонки, не будь вас, я бы спокойно…

— Советую свалить все на проигранную войну, — сказал Клерфэ.

Водитель посмотрел на номер «Джузеппе».

— Французский! Как же мне получить свои деньги обратно? — В левой руке он держал карандаш и клочок бумаги, бестолково тыкая ими во все стороны. — Мне нужен ваш номер! Запишите мне ваш номер! Разве вы не видите, что я не могу писать левой рукой?

— Научитесь. Мне пришлось худшему научиться.

Клерфэ опять сел в машину. Водитель шел за ним по пятам.

— Вы хотите сбежать от ответственности.

— Да. Но машину я вам все же пошлю.

— Что? Вы хотите оставить меня под дождем на дороге?

— Да. Моя машина двухместная. Дышите глубже, любуйтесь горами, благодарите Бога за свое спасение и думайте о том, что людям, гораздо лучшим, чем вы, пришлось умереть.

Они продолжали спускаться с горы, поворот за поворотом, спираль за спиралью.

— Тут скучная дорога, — сказал Клерфэ, — она тянется до Локарно. А там уж будет озеро. Вы не устали?

Лилиан покачала головой. «Устала! — подумала она. — Скучно! Неужели этот пышущий здоровьем человек, который сидит рядом со мной, не чувствует, как я трепещу? Неужели он не понимает, что со мной творится? Не чувствует, что застывший во мне образ мира вдруг начал оттаивать, задвигался и заговорил со мной, не чувствует, что заговорили и дождь, и мокрые скалы, и долина, и тени в долине, и огни, и дорога? Неужели он не понимает, что уже никогда я не буду так слита с природой, как теперь, когда я словно лежу в колыбели в объятиях неведомого бога, еще пугливая, как молодая птичка, но уже осознавшая, что все будет длиться лишь миг и что я потеряю этот мир, прежде чем он станет моим, потеряю эту улицу, эти деревья, грузовики у деревенских гостиниц и песню за окнами, треньканье гитары и эти названия: Осония, Крещиано, Кларо, Кастионе и Беллинцона. Названия, которые, едва появившись, уже исчезают, словно тени, исчезают, как будто их никогда и не было. Неужели он не видит, что я, подобно ситу, сразу же теряю все? Что я ничего не в силах удержать надолго?»

— Ну как вам понравилось ваше первое знакомство с жизнью? — спросил Клерфэ. — Как понравился человек, который оплакивает свою собственность, а свою жизнь не ставит ни во что?

— Он дурак.

— Вам еще придется узнать немало таких же дураков.

«Я хочу узнать саму себя, — подумала Лилиан. — Что мне другие!»

— Это все же разнообразие, — ответила она Клерфэ. — Там, в горах, каждый считал свою жизнь ужасно важной. И я тоже.

Мимо них быстро проносились улицы, огни; затем появилась широкая площадь.

— Через десять минут мы приедем, — сказал Клерфэ. — Это уже Локарно.

Рядом загромыхал трамвай и загородил им дорогу. Клерфэ чертыхнулся. Лилиан уставилась на трамвай так, словно это был по меньшей мере кафедральный собор. Уже четыре года она не видела трамваев.

И вдруг перед ними раскинулось озеро, широкое, серебристое и беспокойное. Дождь перестал. Быстрые, низкие облака пробегали по лунному диску. Они увидели тихую Аскону и площадь на берегу.

— Где мы остановимся? — спросила Лилиан.

— У озера. В отеле «Тамаро».

— Откуда вы знаете все здешние отели?

— После войны я прожил тут с год, — ответил Клерфэ. — Завтра утром я расскажу вам почему.

Он остановил машину перед маленькой гостиницей и выгрузил чемоданы.

— У хозяина этого отеля — целая библиотека. Он, можно сказать, ученый. А в отеле, там на горе, висят картины Сезанна, Утрилло и Тулуз-Лотрека — вот какие здесь люди! Мы сразу поедем ужинать?

— Куда?

— В Бриссаго, на итальянской границе. В десяти минутах езды отсюда. Ресторан называется «Джардино».

Лилиан огляделась вокруг.

— Здесь цветут глицинии!

* * *

Клерфэ поставил машину у высокой каменной лестницы. Они поднялись к маленькому ресторанчику. Он заказал бутылку вина, ветчину, раков, рис и сыр из Валле Маджи.

— Вы здесь жили? — спросила Лилиан. — У этого озера?

— Да. Почти год. После побега и после войны. Я хотел прожить здесь несколько дней, а застрял надолго. Это было для меня лечением. Я в нем нуждался. Я лечился ничегонеделанием, солнцем и ящерицами, которые грелись на каменных стенах, я лечился тем, что часами смотрел на небо и на озеро, я старался все забыть, и наконец мои глаза перестали уставляться в одну точку и я понял, что природа даже не заметила двадцати лет человеческого безумия. Салют!

Лилиан пила легкое итальянское вино. Ей казалось, что все вокруг отдыхало.

— Здесь поразительно вкусно готовят. Может, я ошибаюсь? — спросила она.

— Нет, вы правы. Хозяин мог бы стать шеф-поваром в любом большом отеле.

Она поставила свой стакан на стол.

— Я счастлива, Клерфэ, — сказала она. — Причем я должна признаться, что вообще перестала понимать, что значит это слово.

— И я этого не понимаю.

* * *

Лилиан стояла у окна в своей комнате. За окном было озеро. Ночь. Ветер. Весна шумела в платанах на площади и в облаках. Вошел Клерфэ. Он обнял ее. Она обернулась и посмотрела на него.

— Ты не боишься? — спросила она.