– Не надейся!

– Все, жди к пяти, буду, как штык! И с подарком!

– Каким? – удивился Шелепин. – Ты, злодей, бутылки приличной ни разу не привез, а тут подарок обещаешь.

– Не скажу, сам узнаешь. – Владимир со смехом положил трубку.

Звонок Председателя КГБ пробудил невеселые думы. Вот как был один искренний и верный друг, так и остался. Даже хуже, прежние соратники по ЦК начали незаметно, потихоньку дистанцироваться, переводить отношения в рамки формально-служебных. Считай, с Нового года ни с кем, кроме Володи, не общался за столом под водку и закуску, с ним да с женами. Плохой признак и непонятно, что с этим делать.

Неимоверно быстрый карьерный взлет привел в тупик, выше только Брежнев, Первый секретарь ЦК, – компромисс, который в октябре, когда снимали Никиту, устроил всех. Спустя полгода стало понятно, что нет ничего более постоянного, чем временные решения: Ильич устроил практически всех. Не лез глубоко в дела республиканских вождей, не рубил с плеча в цэкашных интригах, старался найти устраивающий большинство вариант. Даже отставки проводил мягко, с понижением на пару-тройку ступеней, но без оскорблений и грубости. Развивал космос, приносящий СССР громкие международные победы. После резкого Хрущева новый Первый секретарь[26]казался многим в аппарате ЦК удачным вариантом, ведь от добра добра не ищут.

А в последнее время стало хуже: у Лени начали появляться стойкие, постоянные соратники в Президиуме. Суслов с Кириленко – мощно работают, Гришин теперь на них ориентируется. Еще в марте затянули в Президиум Мазурова и Устинова.

Что-то надо делать, даже Володя прямо намекал на это. Внутренний голос зло возразил: не обманывай хотя бы себя! Ты невероятно удачливый карьерист, вовремя выбиравший кураторов. После случая с Зоей Космодемьянской и встречи со Сталиным тебя по жизни просто вели. Да что там, ты за все время не принял сам ни одного по-настоящему серьезного решения! Сначала первый секретарь комсомола, Николай Михайлов[27], вытащил тебя в замы, потом, уйдя в ЦК партии, посадил в свое кресло. После крушения Маленкова[28]в пятьдесят четвертом и ссылки Николая послом в Польшу умудрился выкрутиться, льстивым выкриком с трибуны съезда подластиться к Хрущеву. Дальше опять повезло, после неудачного бунта «старой гвардии» в пятьдесят седьмом Никите были позарез нужны новые, еще не увязшие в интригах кадры. В пятьдесят восьмом тебя внезапно поставили Председателем КГБ, под крыло Николая Миронова. А там и в секретари ЦК перетащили, на ключевой комитет…

Миронов, о, он был очень, даже можно сказать, чрезмерно осторожен. Именно Николай Романович аккуратно, из-за спин соратников, готовил смещение Хрущева. Гениальный человек! Он понимал, что пришедший к власти лидер никому не отдаст правление – этот сладкий плод. Но и самому возглавлять переворот – больно опасное занятие. Поэтому поставил сразу на двоих, Сашу и Леню, полагая, что в дальнейшем сможет «пройти» между ними на самый верх. И это бы ему наверняка удалось, не вмешайся злодейка-судьба.

Теперь фигуры играли сами. Особенно тяжело оказалось в последнее время с Андреем Кириленко. Как зам. председателя Бюро ЦК КПСС по РСФСР он вошел в Президиум и полностью подстроил работу под желания председателя. Теперь натурально выкручивал руки первым секретарям обкомов и прочим членам Бюро[29].

Шелепин представил себе лицо Кириленко, зачесанные назад волосы, окаймляющие лоб и виски, посаженные к переносице глаза под стеклами очков, широкий нос и плотно-плотно сжатые губы. Зло сплюнул… черт… ну вот, как с Фролом Козловым… Его так тянул Никита, преемником своим называл. Но однажды на охоте не поделили убитого кабана. Хрущев аж заставил егерей пулю вырезать, так свою правоту доказывал. Очень Фрол переживал, извелся весь. И вот вскоре инсульт, длительный запрет врачей на работу, а там и на пенсию отправили. Очень вовремя подгадал к октябрьскому пленуму.

Мечты, мечты… Ладно, пора собираться. Шелепин позвонил, предупредил жену, потом цэковский гараж и прислугу на даче. Оставил несколько заданий помощнику, щелчком тумблера на телефонном пульте переключил свою вертушку на референта[30].

Через пару часов «Волга» охраны и уютный ЗИЛ-111Г с Александром и супругой Верой Борисовной[31]миновали услужливо распахнутые прислугой ворота дачи в Сосновом бору.

Володя уже приехал, его «Чайка» смотрелась на стоянке забавной младшей сестрой рядом с более крупным «четырехглазым» ЗИЛом. Сам гость, высокий широкоплечий мужчина, шел широкими шагами, а вернее, почти бежал от дома к приехавшим хозяевам, заранее раскрывая руки для объятий. Его жена, улыбаясь, как подобает серьезному научному работнику, спешила следом.

– Мы тут уже распорядились об ужине в беседке у реки, пойдем сразу туда.

– Да подожди, подожди! – Александр прервал друга. – Не только у тебя подарки бывают.

Быстро сдернул с Володи его генеральскую фуражку, водрузил на ее место спрятанную за спиной монгольскую шапку-колпак с высоким конусным «пиком» алого цвета и золотым клоком волос на кончике.

– Вот тебе, лично от Цэдэнбала! – Он развернул приятеля к женам: – Правда, красавец?

– Злодей! – Владимир Ефимович безуспешно пытался рассмотреть себя в автомобильном стекле. – Что, так на службу завтра идти?

– Обязательно! Прямо сейчас постановление Президиума ЦК подготовим!

– Эх! – Володя вдруг стал серьезным. – Нам надо поговорить, и по совершенно необыкновенному поводу.

– Вера, Тоня, идите в беседку, мы сейчас вас догоним, – мигом отреагировал Александр.

Дача только называлась таким несерьезным словом. На самом деле не всякая помещичья усадьба девятнадцатого века могла поспорить размерами с этим государственным объектом. Огороженный кусок первоклассного соснового леса имел площадь более двадцати гектаров. Проложенные с хорошей выдумкой дорожки делали его необъятным при прогулках. Добавлял удобства и кусочек персонального пляжа с летней беседкой.